Праздник на выезде

– У нас что, теперь еще и за мальчишник сажают? – Глеб усмехнулся. С тем же успехом он мог бы заявиться на корриду, размахивая красной тряпкой.

– А тебе все шуточки, да? – Отец схватил Глеба за грудки и встряхнул. – По-твоему, я до старости буду платить за твои гулянки? Вот я в твоем возрасте…

Глеб зажмурился. Со слов «я в твоем возрасте» всегда начиналась самая зубодробильная из папиных нотаций. Длинная, как список кораблей в «Илиаде», и такая же адски нудная.

Рудаков-старший, переливаясь алыми пятнами, будто хамелеон в маковом поле, распинался, как в свои двадцать пять приехал в Москву один-одинешенек, и денег у него с собой было всего-то на дюжину беляшей. Но вместо того чтобы эти беляши съесть, юный тогда еще предприниматель умудрился распродать их на Арбате китайским туристам вдвое дороже. После беляшей были аудиокассеты, потом – видеопрокат, плееры, DVD, всякое технобарахло, – и вот, пожалуйста, теперь он не абы кто, а Рудаков Кирилл Андреевич, владелец сети магазинов электроники.

– И я ни копейки не тратил на развлечения! – Отец вдохновенно шел по накатанной. Глеб мог бы синхронно с ним раскрывать рот, повторяя каждое слово, но не рискнул, слишком уж сильно вздулась вена на папином лбу. – А все ради чего? Чтобы ты после моей смерти разбазарил все в первый же год? Да я лучше оставлю все деньги какому-нибудь фонду защиты сибирских выхухолей!

– Кирюшенька, пожалуйста… – Мама повисла у мужа на локте.

– Нет! – рявкнул Рудаков-старший. – Это была последняя капля! Больше он не получит от меня ни-че-го! Слышишь? Даже хлебную корку!

Глеб напрягся. Вообще говоря, отец и раньше угрожал лишить его наследства, но что-то подсказывало: сейчас это не просто угрозы.

– Пап, да ладно тебе… – миролюбиво улыбнулся Глеб. – Не нагнетай!

– Карту.

– Что?

– Карту пластиковую давай сюда!

– Но пап…

– Кирюшенька…

– Я сказал: карту! – Голос отца эхом разнесся по фойе «Равенны», и люди в униформе стали удивленно оборачиваться на источник звука.

Нет, Глеб любил, конечно, бывать в центре внимания, но не так. Пришлось доставать из внутреннего кармана любимую банковскую карточку. Словно с мясом от себя отрывал! А смотреть, как папа остервенело ломает ни в чем не повинный пластик, было и вовсе невыносимо.

Глеб отвернулся. От вида осколков его слегка затошнило, как студента-медика на первом занятии в морге. Ничего. Все еще наладится. Карточку еще можно будет выпустить, отец перебесится, а пока Глеб продаст любимую «ламбу». Купит, прости господи, какую-нибудь «бэху», поездит месяц-другой. Будет трудно, но живут же люди в тяготах и лишениях!

– Ключи от машины, – скомандовал отец. Прямо мысли Глеба услышал, не иначе.

– Не-е-ет… – У Рудакова-младшего кольнуло в груди. Вот так люди и умирают от инфаркта!

– Кирюшенька, но на чем ему тогда ездить? – жалостливо взмолилась мама. – В метро сплошные вирусы! Рассадник бацилл! Нельзя ему…

– Ничего, я ездил – и он сможет! – отрезал Кирилл Андреевич. – Я на свою первую «четверку» кровью и потом заработал! – Он выхватил у сына ключи, лишая жизнь оного красок и смысла.

– Но он же твой родной сын! – Мамины глаза влажно заблестели.

– Если он мой сын, тогда пусть идет по моим стопам. – Отец упрямо стиснул челюсти. – Я смог сделать состояние из ничего. Теперь его очередь, – и он развернулся на каблуках и зашагал к выходу.

– В смысле? – Глеб догнал папу. – Мне что, беляши идти продавать, чтобы ты успокоился?!

– Мне плевать, что ты там будешь продавать! Хоть почки! – Кирилл Андреевич остановился и бросил под язык шарик валидола. – У тебя три месяца. Заработаешь за это время первый миллион – добро пожаловать домой. Нет – что ж. Значит, нет у меня больше сына. На вот, – он пихнул Глебу тысячную купюру, – твой стартовый капитал.

Глеб еще долго стоял на сквозняке, забыв про холод, и разглядывал сине-зеленую бумажку с изображением Ярославля. Вертел ее в руке, будто видел впервые. Потом заставил себя расправить плечи, улыбнуться – и подозвал одного из рабочих.

– Простите, – вежливо осведомился Глеб. – Вы не подскажете, где тут поблизости можно купить беляши?

Глава 2

Больше всего на свете Алина Белкина ненавидела две вещи: опаздывать и тех, кто опаздывает. Она не верила в отговорки, и только смерть или катаклизм были для нее достаточно уважительной причиной, чтобы не прийти вовремя. Пусть в колледже и институте над Алиной посмеивались – надо же быть такой дурой, чтобы прийти за полчаса до первой пары! – она всего лишь берегла свои нервы. Никто ведь не знал, что по ночам отличницу Белкину мучил повторяющийся кошмар о том, как она бежит куда-то и отчаянно не успевает.