Я раскрыла карту Москвы: Плотников переулок располагался в самом центре столицы, рядом с Арбатом. Крикнув Нине Платоновне, что я ухожу, я схватила свою сумку и выскочила на улицу.
Конечно, никакую водку, а тем более ящик, я покупать не стала. К дому номер двадцать семь я подходила налегке. Это оказалось трехэтажное здание явно дореволюционной постройки. Обычно квартиры в таких домах на корню скупают толстосумы. Неужели неведомый пьянчужка тоже принадлежит к новым русским? Надо же, а польстился на халявное угощение…
На железной двери подъезда висел кодовый замок. Я было приуныла, но тут заметила, что на стене кто-то написал черным фломастером цифры «789». Я нажала эту комбинацию, и дверь отворилась. Все гениальное — просто! Немного наблюдательности — и я с легкостью распутаю любое преступление!
Судя по запаху, в подъезде нувориши не обитали. В воздухе витал аромат мочи и помойки. Я прикинула: если на каждом этаже расположены четыре квартиры, значит, десятая будет на самом последнем. Сдерживая дыхание, я затопала вверх по длинным лестничным пролетам.
Между первым и вторым этажами, около почтовых ящиков, стояла очень полная женщина. Она поддела ногтем дверцу одного из ящиков, и из него вывалился целый ворох бумаг.
— Вот ведь гадство! — в сердцах воскликнула женщина и принялась подбирать бумажки.
Одна приземлилась прямо у моих ног, я ее подняла и из любопытства пробежала глазами. Это оказалось стандартное извещение на оплату жилищных и коммунальных услуг. Выписано оно было на имя Луковкина Василия Степановича, проживающего в квартире номер десять. Надо же, какое совпадение, я как раз туда и направляюсь! Я протянула бумагу женщине, и она кивнула мне в знак благодарности. После чего темпераментно воскликнула:
— Полгода не платит за квартиру, урод! Вот, смотрите, сентябрь на дворе, а у него с апреля задолженности!
Она сунула мне под нос извещение, и я увидела на нем астрономическую сумму.
— Да-а… — сочувственно протянула я, хотя ни к Луковкину, ни к этой даме особого сочувствия не испытывала.
— Где он теперь возьмет столько денег, а? Его же выселят из квартиры! Вот ведь придурок, прости господи! — вздохнула она и стала тяжело подниматься по лестнице.
Я побрела вслед за ней. Обогнать даму не было никакой возможности из-за ее габаритов, да мне и не хотелось. Судя по всему, женщина как раз направлялась к Василию Степановичу. Так оно и оказалось: она остановилась около десятой квартиры и решительно нажала на кнопку звонка. Я встала позади нее, напустив на себя смиренный и отрешенный вид.
Луковкин открыл сразу же, как будто караулил под дверью. Он осоловело уставился на даму, икнул и поинтересовался:
— Ты, что ль, водку привезла?
— Какую тебе еще водку, алкоголик? — громогласно напустилась на него женщина. — Последние мозги пропил, не узнаешь меня?
Пьянчужка подался вперед, прищурился, наморщил лоб. Мне даже показалось, что я слышу, с каким скрипом ворочаются мысли под его черепной коробкой. Наконец, на лице Василия Степановича промелькнул неподдельный ужас:
— Теща, вы?
— Тьфу ты! — театрально плюнула дама и обернулась, призывая меня в свидетели: — Я уже третий раз сюда из домоуправления являюсь, а он смотрит будто баран на новые ворота. Совсем спился, в Кащенко пора отвозить. Дегенерат!
Услышав последнее слово, мужичок встрепенулся, явно намереваясь достойно ответить на оскорбление. Но женщина не дала ему раскрыть рот:
— Ты почему за квартиру не платишь? Выселения дожидаешься? Так я тебе его организую: завтра же вызываю милицию, выкидываю твои шмотки на улицу, а квартиру опечатываю. Хочешь этого?
Луковкин ничего не ответил, а только замычал и отрицательно замотал головой.
— Ну, так плати! Видишь, сколько набежало! — И женщина сунула ему в руки бумаги.
— Нет у меня денег, — отозвался алкоголик, даже не взглянув на сумму задолженности. — Ни копейки нету, хоть режьте.
Но дама не отступала:
— Нету, говоришь? А постояльцу сдал комнату? Он ведь живет у тебя уже три месяца, я все знаю!
Мужик широко распахнул дверь:
— Заходите, смотрите, нет у меня никаких постояльцев, один живу.
Женщина воинственно переступила порог квартиры, я пошла вслед за ней. Мы миновали обшарпанную прихожую, с пожелтевшими газетами вместо обоев на стенах, и очутились в единственной комнате. Здесь обои были: с выцветшими васильками на зеленом фоне, местами оторванные и в жирных пятнах. Мебель не радовала глаз разнообразием: около стены стоял покосившийся шкаф, рядом с ним — два засаленных стула, а в углу, прямо на полу, лежал матрац с грязным бельем. Обстановку дополняла лампочка без абажура, уныло свисавшая с потолка.
— Ну как, убедились? — поинтересовался Василий Степанович.
— Кухню показывай, — приказала женщина.