И я, слушая тишину в подъезде за дверью, все гадала: может, он что-нибудь забыл? Может, что-нибудь недосказал? Я говорила себе, что не жду его, незачем. Таких людей не ждут, от них держатся подальше.
Но я все равно почему-то часто смотрела на дверь и слушала тишину.
У меня теперь хватало денег на жизнь. Забавно, но, собираясь за щит, я скопила гораздо больше, чем намеревалась. Я хитрила, как умела, я обнаружила в себе такой запас изворотливости, о котором не подозревала. Все-таки поставь человека в сложную ситуацию, и он обнаружит в себе скрытые таланты, а также проявит настоящий характер. После Зига и Сулли я точно знала о том, кто я. Какая я. Я была той, кто умел за спиной мафиози сводить между собой нужных людей и получать от этого выгоду, я повадилась плести аферы, я научилась просчитывать чужие шаги наперед, предвидеть события. Хорошее умение. Когда окончательно заживет шов, я начну искать работу. Не потому что надо. Потому что тоскливо.
А «щит»? Побег за него я планировала не для того, чтобы увидеть блага чужой земли, а для того, чтобы меня не достали «враги».
Теперь врагов не было.
Ни одного.
Мне до сих пор не верилось, что он отрезал им головы. Поначалу мысль об этом пугала, повергала в шок, но со временем трансформировалась в понимание, что я сделала бы то же самое сама. Будь у меня шанс.
И даже каким-то непостижимым образом не блеванула бы.
Седьмой день тишины. Сумрак за окном.
Утром я сходила в магазин: теперь я могла нормально двигаться, не опасаясь, что шов разойдется. Терзал только вопрос о том, кто будет разрезать и вынимать нитки – сама?
Завтра откроется касса, завтра я оплачу электричество, и у меня появится больше, чем холодная вода, – у меня появится горячий чай. Хорошо, что холодильник на собственном генераторе, хорошо, что он почти вечный.
Большую часть времени я просто лежала, размышляла. Без света не почитаешь; телевизор обесточен, как и все остальное. Скучала, пребывала в некой странной спокойной прострации, как будто все еще втекала в понимание того, что теперь свободна. Думала о будущем – таком непонятном, навалившемся сразу и нахрапом, уже, скорее, интересном, не тяжелом.
И снова вспоминала охотника.
Может, он Дэн? Или Бен? Арнольд? Чак?…
Отчаянно зудело любопытство.
А к вечеру на лестнице послышались шаги – я встрепенулась.
Они приблизились к моей двери. И в квартиру постучали.
– Ты едешь со мной.
Ни «здрасти», ни «как дела». Он по обыкновению был собой – здоровым, неулыбчивым и всегда приказывающим. Но я обрадовалась ему чрезвычайно. Спрашивая: «Кто там?» (что толку смотреть в глазок, если в подъезде кромешный мрак), я страшилась услышать очередное: «Сука Фло, ты тут?!», но услышала короткое: «Я». И сразу узнала голос.
– Хорошо, – кивнула согласно.
И поняла, что мне все равно куда.
Та же машина, тот же старый джип – нахлынуло дежавю. Те же руки на руле, но правая уже без повязки. Тыльную сторону ладони пересекали красные полосы – отметины от моего перочинного ножа.
Водитель молчал; не играло радио. За окном темень, разбавленная светом фонарей. В Формак их били часто. Варвары, вандалы… Кому-то свет казался лишним, кому-то хотелось в кромешный мрак. Миновал небольшой и не особенно уютный центр, миновало захолустье западного района, мы выехали на узкую трассу.
В этих краях я не бывала. Да, собственно, много ли где я бывала, не имея своей машины?
– Куда мы?
Не удержалась я в какой-то момент, утомилась молчать. Если он желал помочь снять нитки, мог бы сделать это в моей квартире.
Охотник не ответил.
Спустя несколько километров показался госпиталь – светлый куб из четырех стеклянных этажей, высветленный лампами так, что с непривычки резало глаза. Чистый, приличный, с огромным логотипом, но без названия. С собственной парковкой, разметками – дорогое место. Я же силилась вспомнить символ больницы.
«Я ее где-то видела… Где?»
«В рекламе», – подсказало воображение. Этот логотип мелькал в рекламе вместе с фразами о «трансплантологии». Трансплантология – ужасное слово. И меня накрыл холод.
– Я… туда не хочу…
Но меня уже привычно вытащили из салона за локоть, повели по бетонным плитам по направлению к высокому входу.
«А вдруг, – закралась шальная мысль, – вдруг все это: мое спасение – часть совершенно другого плана? Вдруг мне, подходящей по каким-либо параметрам, сейчас изымут органы? Печень, почку или сердце?»
– Послушай… – я попыталась вырваться, но вырваться из его рук – всегда тщетная попытка, – нитки… можно было дома…
«Давай, двигай», – лишь поджались мужские губы. И да, я знала этот целеустремленный взгляд – взгляд человека, решившего довести начатое до конца. Но начатое «что»?
– Я… не хочу…
Меня заволокли по ступеням внутрь.
Оказывается, нас уже ждали. Низкий лысоватый доктор, два санитара и крытая белым каталка.
– Пациентка готова? – доктор что-то деловито записывал в блокнот, и ужас внутри меня усилился.
Я не пациентка, я не хочу… Очередная попытка вырваться закончилась сжатыми на моем предплечье пальцами так, что на коже остались синяки.