Бальзаминов. Да уж хорошо, уж что толковать!
Красавина. Что разгорячился больно! Надо толком поговорить. Ты свое возьмешь, и мне надо свое взять. Так смотри же, французский. А то ты подаришь, пожалуй, платок-то по нетовой земле пустыми цветами.
Бальзаминов. Да уж все, уж все, только говори.
Красавина. Аль сказать?
Бальзаминов. Говори, говори! Маменька, вот сон-то!
Бальзаминова. Да, Миша.
Красавина. Разве видел что?
Бальзаминов. Видел, видел.
Красавина. Ну, вот тебе и вышло.
Бальзаминов. Да что вышло-то?
Красавина. Ишь ты какой проворный! Так тебе вдруг и сказать! Вы хоть бы меня попотчевали чем-нибудь. Уж, одно слово, обрадую.
Бальзаминов. Маменька, что ж вы сидите в самом деле! Всего-то один сын у вас, и то не хлопочете об его счастье!
Бальзаминова. Что ты, с ума, что ли, сошел!
Бальзаминов. Да как же, маменька! Сами теперь видите, какая линия мне выходит. Вдруг человеком могу сделаться… Поневоле с ума сойдешь.
Бальзаминова. Чаю не хотите ли?
Красавина. Пила, матушка, раза четыре уж нынче пила. Форму-то эту соблюдаешь, а проку-то от него немного.
Бальзаминова. Так не прикажете ли водочки?
Красавина. Праздничный день — можно. Я от добра не отказываюсь; во мне нет этого.
Бальзаминова (
Так подавай поскорее.
Бальзаминов. Ведь вот удавить Матрену — ведь мало.
Бальзаминова. Кушайте.
Красавина. Я ни от чего не отказываюсь. Все добро, все на пользу. Ничем не брезгаю. В одном доме хотели надо мной насмешку сделать, поднесли вместо водки рюмку ладиколону.
Бальзаминова. Скажите! Какая насмешка!
Красавина. Ничего. Я выпила да еще поблагодарила. От него ведь вреда нет, от ладиколону-то. С праздником! (
Бальзаминова. Кушайте на здоровье! Как вас звать?
Красавина. Акулина Гавриловна. Между народом-то Говорилихой прозвали, так Говорилихой и кличут.
Бальзаминов. Чем же, Акулина Гавриловна, обрадуете?
Красавина. Будто не знаешь! Ты ведь заполонил-то, так должен знать.
Бальзаминов. Право, не знаю.
Красавина. Каков молодец! Ох, глаза твои плутовские, больно завистливы! Высоко глаза-то закидываешь! А девка-то теперь сохнет, по стенам мечется. Видит беду неминучую, за Говорилихой сейчас: «Выручай, Говорилиха!» — А Говорилихе-то и на руку. Посольскую должность мне не в первый раз править. Ноги с подходом, голова с поклоном, язык с приговором.
Бальзаминов. Да от кого?
Красавина. От кого! Тебе все скажи. Сам догадайся. Где с утра до ночи основу-то снуешь, аль не знаешь? Он-то ходит под окнами манирует, а она ему из второго этажа пленирует.
Бальзаминов. Так неужто Ничкина?
Красавина (
Бальзаминов (
Бальзаминова. Что с ним?
Красавина. От любви. Еще хуже бывает. Любовь — ведь она жестокая для сердец. Нет ее ужасней. За неверность кровь проливают.
Бальзаминов. Ах! (
Бальзаминова. С чем же они, матушка, вас к нам прислали, с каким предложением?
Красавина. Насчет знакомства. Надо прежде познакомиться.
Бальзаминова. Разумеется.
Бальзаминов. Познакомиться! Боже мой!
Бальзаминова. Как же, матушка, это сделать?
Красавина. А вот пошлите молодца-то ужо, после вечерен, будто попроситься в сад погулять, да вечером и приходите, — они вас деликатным манером пригласят чай кушать.
Бальзаминова. Ну, и прекрасно, мы так и сделаем.
Бальзаминов. Маменька, я с ума сойду! Мне уж что-то казаться начинает.
Бальзаминова. Глупенький, глупенький!
Красавина. Любовь действует. Так что ж мне своим-то сказать?
Бальзаминова. Миша что сказать?
Бальзаминов. Скажи, что я умираю от любви; что, может быть, умру к вечеру.
Бальзаминова. Ну, что за глупости ты говоришь.
Красавина. Зачем умирать! Надо жить, а мы на вас будем радоваться!
Бальзаминов. Нет, нет, пускай сберут все розы и лилеи и насыплют на гроб мой.
Бальзаминова. Эх, Миша, уж не говорил бы ты лучше, не стыдил бы ты меня!.. Так мы придем. А позвольте спросить… конечно, еще все это, как бог даст, а все-таки интересно знать, как насчет приданого?