– Падла, ты хоть знаешь, что устроил? Ты весь героин на 500 километров в окружности уничтожил – в присыпку детскую превратил! Охуеть! И еще что-то сделал, мы пока не разобрались. Ветал, давай ему яйца отрежем?
– Все, сучара, походил ты на свете белом и хватит – Тот, которого назвали Веталом, ткнул Илью носком каких-то мягких ботинок и неприятно засмеялся.
– Урод, в этом мире твои приключения закончились. Ты не должен быть здесь, понял? Это же надо – героин превратить в присыпку детскую!! Ой, что сейчас начнется… Агрис, перемещение готово?
Толстенький в ответ на это сказал что-то недовольное не по-русски. И не по-английски. Вообще неизвестный язык был для Ильи.
– Илья, ты не должен был этого делать. Понимаешь? Слишком сильное вмешательство. Нужно было тебя раньше забирать…
Длинный начал было снова говорить что-то оскорбительное, когда окружающий мир взорвался перед глазами Ильи. Он закрыл глаза, но это не помогало – мир взорвался у него в голове и мириадами звезд стал проноситься перед Ильей. В какой-то момент он просто выпал из реальности.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Теперь Михаил Афанасьевич часто проводил время с семьей на даче. Теперь у него даже появилось хобби!
Охота? Нет. Рыбалка? Еще раз нет. Чем может заниматься генерал-лейтенант в отставке? Машины, футбол, хоккей, оружие? Все не то.
Михаил Афанасьевич начал писать картины. Рисовал он много, продуктивно и с большим удовольствием – вот только картины свои он никому не показывал. Только дочке. Но она была совсем маленькая, и все папины картины были для нее одинаково красивые.
Чердак его дачи постепенно заполнялся аккуратными ящиками с картинами. На удивление домочадцев, Михаил Афанасьевич не только не показывал никому свои картины, но даже ящики с ними закрывал на замки и опечатывал, словно это были секретные документы.
Картин становилось все больше и больше. Его окружение было очень удивлено происходящим.
Вот и сейчас семейство Михаила Афанасьевича с друзьями ударными темпами поглощало шашлык, коньяк и закуски. Сам он в разгар веселья этого ушел с мольбертом на берег реки – метров в 150 от веранды, где все сидели и взялся за кисточки. Компанию ему составляла только дочурка – Машенька.
– Класиво!!! – Машенька захлопала в ладоши и начала подпрыгивать на месте, когда увидела на холсте очертания берега, заросшего пальмами и какими-то странными деревьями. Еще ей нравилось море, человек в море и то, как все это появлялось на холсте.
Словно по мановению волшебной палочки – раз и появилась пальма. Раз. И очередная волна разбилась вдребезги о прибрежный песок.
Михаил Афанасьевич, одетый в просторный халат и мягкие домашние тапочки внимательно присмотрелся к картине и неуловимым движением руки переместил небольшую точку в нескольких километрах от берега прямо к прибрежному песку. Это оказался молодой человек.
Как такое возможно, ни Машенька, ни даже Михаил Афанасьевич не знали. Даже не задумывались об этом.
– Папа, ты всегда людей рисуешь! Да!
– Да доча. Я рисую молодых, интересных людей. Людей, которые еще не успели стать серыми. Людей, которые мечтают.
Михаил Афанасьевич присмотрелся внимательней к молодому человеку на картине. После этого смешал желтую краску с оранжевой, взял получившуюся смесь на кисть и добавил ее к изображению парня.
Вместо того, чтобы растечься оранжевой кляксой, рисунок словно губка впитал краски и вокруг фигуры появилось едва заметное свечение.
Рауль лежал на животе. Сил для того, чтобы перевернуться у него не было.
Рауль был прекрасным пловцом. Сильным и опытным. Но самонадеянным. На спор он взялся переплыть с острова Пальмос на соседний – Гальваго. Кто же знал, что между ними проходит такое сильное течение!?
Рауля снесло направо, после этого стало уносить в открытый океан. Что он мог поделать с этим? Многое. Все что мог, все на что было способно его сильное тело, было отдано ради борьбы со стихией. Не хватило. Рауль был опытным пловцом, и в какой-то момент понял, что обречен навсегда остаться в океане. Слиться с этой стихией.