Зеркало эльфийских глаз дрожит, переполненное ожиданием и вопросами. Кажется, ещё чуть-чуть — и тонкая лилово-серебристая плёнка лопнет, выпуская на свободу… Что? Не узнаю, пока не освобожу свои чувства, пока не покину собственную темницу. Дверь еле держится на петлях, засов давно истлел в прах, одного вдоха хватит, чтобы рухнули стены… Иду? Иду.
— Потому что я дракон.
Последний звук затих, но слова продолжали тяжело висеть в воздухе. До того самого мига, когда лиловое зеркало всё-таки лопнуло, и два прозрачных ручейка начали свой путь к поднимающимся уголкам губ.
— Но если ты дракон, значит…
Это значит очень многое. И почти ничего. Одно название, и только. Коротенькое слово, надёжнее любой цепи приковывающее к действительности.
— Значит…
Крушение старых иллюзий и возведение новых. Лабиринт с прозрачными коридорами, за стенами которых всё время до рези в глазах видишь верный путь, но никак не можешь найти.
— Значит…
Один вдох. Один выдох. Дверь нового мира открывается, приглашая сделать шаг. Это я медлю? Непохоже, своих шагов сделал с лихвой. Медлит тот, кто подобрал ключ к замку. Но промедление длится совсем недолго.
Эльф моргает, стряхивая с серебристых ресниц слезинки, и делает из моего признания свой вывод. Такой простой, что я никогда бы в жизни до него не додумался:
— Тебе все эти сокровища нестрашны! Ведь они и были твоими, правда?
Как бы и мне научиться в любой печальной истории находить светлые моменты? Но уж просить о наставничестве наглого листоухого ребёнка, устало плюхнувшегося на пол и расплывшегося в довольной улыбке, не буду! Ни за что!
Толчок в плечо, неосмотрительно высунутое мной из-под одеяла. Хорошее такое одеяло из разноцветных кусочков, любовно обшитое лентами…
— Просыпаться собираешься?
Вот ещё! Даже не подумаю. Зря я, что ли, старался, искал самое тихое место в доме, собственноручно взбивал сенник, плотно прикрывал дверь и, наоборот, распахивал оконные створки, дабы свежий лесной воздух беспрепятственно проникал в мою опочивальню и навевал сладкие сны?
Толчок повторяется, причём заметно взрослеет, становится сильнее и резче.
— А ну вставай!
— У меня всё боли-и-и-ит…
Ксаррон не внял страдальческому гласу и одним уверенным движением сдёрнул с меня одеяло:
— Знаю. А чего ты ожидал, избавляясь от игл уже в Потоке?
Я собрался было открыть глаза, но счёл за лучшее посильнее зажмуриться, вспоминая невольную оплошность, совершенную целиком по вине радости, нахлынувшей на меня ввиду скорого возвращения и избавления на некоторое время от необходимости уговаривать и оправдываться.
Впрочем, вернее было бы сказать — неловкость, ведь когда Ксо проложил через Пласты тропку для входа в Поток, чтобы пройти по ней, требовалось исключить влияние Пустоты на магические построения. Другое дело, мне следовало сразу же отозвать серебряного зверька, как только я почувствовал первые признаки достижения желаемой цели, но, каюсь, сплоховал. Думал не о собственном удобстве и безопасности, а перебирал в памяти образы, оставшиеся от беседы с эльфом. Которого, кстати, стоило труда уговорить сначала отправиться на Совет кланов, доложить о завершении миссии по поиску беглеца, и только потом приступить к выяснению всех мельчайших особенностей нежданно обретённого места… хм, службы. Пришлось даже взять с Мэя строжайшую клятву, что он и словом не обмолвится об изменениях в своей жизни, если только не возникнет серьёзной причины. Но, памятуя о способности листоухого находить таковые причины на ровнейшем из ровных мест, не стоило надеяться на долгое спокойствие, следовательно, каждую выдавшуюся свободную минутку нужно тратить с пользой для души и тела!
— Ничего особенного. Да и… Мне уже гораздо лучше.
— Вот это хорошая новость! — воодушевлённо заявил кузен, чем вынудил-таки меня раздвинуть ресницы и охнуть от удивления, поскольку вместо «милорда ректора» тёплое дыхание наступающего вечера ловил у окна тот Ксаррон, которого я привык видеть только дома.
Правда, в таком роскошном одеянии мой родственник не появлялся ни разу: больше всего оно походило на длинный-длинный, до самых пят, застёгнутый под горло камзол с узкими рукавами, плотно облегающий торс, но от талии расширяющийся и превращающийся в подобие женской юбки, только не слишком пышной. Шёлк, собранный продольными складками, лишь в их глубине являл свой истинный, глубоко-синий цвет, а на поверхности приобретал оттенок весенних небес, омытых дождём, и впечатлению только способствовали крохотные прозрачные кристаллы, рассыпанные по ткани; плечи, казалось, были полностью окутаны драгоценной росой. Но меня поразило другое. У любого другого мужчины описанный вид был бы без оговорок и сомнений признан «женским», а Ксо… Он выглядел взрослее и много мужественнее, чем обычно, даже сложные узлы кос, в которые были заплетены медово-золотистые локоны кузена, добавляли его облику величия. Во всём великолепии наличествовал лишь один изъян: слегка припухшие веки.
— Тебе тоже следовало бы отдохнуть.