Мужчина нахмурился, но тут же довольно добродушно усмехнулся, от чего его лицо стало казаться совсем круглым и удивительно безобидным:
— Острый глаз — хорошо, острый язык — ещё лучше...
Эту поговорку воинов я уже и не соображу когда и где услышал впервые, однако запомнил твёрдо, можно сказать, заучил наизусть, и не видел причины не похвастаться усвоенными знаниями. К тому же, если предлагают переброситься словесными ударами, грех отмалчиваться:
— А острый клинок — всему голова!
Незнакомец прищурился, оглядывая меня с ног до головы и больше всего внимания уделяя моему лицу. Я, чтобы не остаться в долгу, ответил взаимностью, рассматривая тщательно отчищенную от пыли дорожную одежду (чистить замшу — сущее наказание, сам не раз был вынужден этим заниматься, потому старания пришлеца привести наряд в порядок можно было счесть и данью уважения к посещаемому дому), коротко стриженые волосы, цвет которых походил на подгнившую солому, плоский нос, свойственный уроженцам Севера, и глубокую бороздку старого шрама справа от ямочки подбородка. Меня результат осмотра вполне удовлетворил, мужчину, видимо, тоже, потому что он кашлянул и осведомился:
— Где я могу найти Мастера по имени Джерон?
Рано было успокаиваться, ох рано... Прикинем, кто может знать, что я нахожусь в Кер-Эллиде? Только обитающие в пределах поместья и направившие меня сюда, то бишь Рогар и Ксаррон. Кроме того, первый уже без спроса назначил меня Мастером, а второй, скорее всего, получив донесения от соглядатаев, знает, что я признал за собой это звание. Нехотя, конечно, но признал. Стало быть, незнакомец может быть послан только одним из тех, кому я имею основание немного доверять. Что ж, попробуем довериться и их посланнику.
Встаю, отряхивая штаны:
— А чего меня искать? Я туточки.
Без лишнего напоминания догадавшаяся, что нужно сделать, Мантия подняла в центре моей правой ладони серебряный бугорок, принявший очертания Знака, удостоверяющего запрошенное звание. Правда, на нём не написано, как меня зовут, поэтому следует уточнить:
— Касательно имени...
— Не нужно беспокоиться: мне сказали, что только у одного человека на свете могут быть такие одновременно бесстыжие и наивные зелёные глаза. И теперь я вижу, так оно и есть.
Я куснул губу:
— Кто именно сказал?
— Тот, кто отдавал поручение. Милорд Ректор.
Ну, Ксо, доиграешься! Отомщу самым страшным образом. К примеру, раструблю на весь свет о наших семейных отношениях, и пусть тебе будет стыдно!
— Дядюшка верен себе.
Незнакомец мигом уяснил главное:
— Дядюшка? Ректор Академии — ваш родственник?
— Ну да. И поверьте, за свою не слишком долгую жизнь я имел несчастье не раз жалеть о таком родстве.
Он хмыкнул, но предусмотрительно оставил моё замечание без собственных комментариев, вместо того вынимая из внутреннего кармана куртки футляр.
— Велено передать вам.
Письмо? Ознакомимся, не будем тянуть время.
О, бумага, прошитая шёлковыми нитями? Какая роскошь. Впрочем, содержание послания заслуживало и больших излишеств, поскольку рамка из нарисованных от руки переплетений золотых дубовых ветвей окружала весьма ценные строки.
«Сей виграммой удостоверяется, что Мастер, носящий имя Джерон, вправе исполнять королевские законы в пределах поместья Кер-Эллид по своему усмотрению и отвечает за совершенные деяния только перед Ректором Академии, коий по прибытии в означенное поместье принимает решение о наказании либо поощрении упомянутого Мастера лично, на что получено высочайшее дозволение Его Величества Октиана. Писано десятого дня месяца Первых Гроз, в год 460 от восшествия на престол Западного Шема первого государя из рода Тирусов».
Кузен вверяет мне безраздельную власть в отдельно взятом поместье? С какого перепуга? Решил наградить за верную службу? Скорее покарать. Ответственностью. И в чём же я провинился сейчас?
Из-под большого пальца моей правой руки выскользнуло тёмное пятнышко, добежало до первой изысканно начерченной цепочки знаков, втянулось внутрь. Едва мне успелось удивлённо моргнуть, все строчки задрожали, крайние завитки сорвались с мест, закружились, меняя цвет с густо-синего на изумрудный, и выстроились по центру виграммы в искрящееся пожелание-приказ: «Береги себя». Постояли чуть больше вдоха и рассыпались по бумаге дорожной пылью, которую я поспешил сдуть. Затейник фрэллов... Впрочем, Ксо предполагал обнаружить чужой интерес к содержанию послания и угадал: печать на футляре была сломана.
Я свернул виграмму трубочкой, положил обратно и беззлобно спросил:
— Любопытничали?
Мужчина помедлил с ответом, видимо, затрудняясь с подбором подходящих для ответа слов. Что ж, поможем:
— Вам известно содержание этой бумаги?
— Да.
— Печать вскрыли вы?
Новая пауза, значительно напряжённее предыдущей. Могу понять: покушение на тайну послания самого Ректора — вполне достаточный для сурового наказания проступок. Но посыльный всё же нашёл смелость признаться, что читал виграмму, значит, заминка вызвана не тревогой за собственную судьбу, а...
— Его высочество.
Любопытный поворот.