Право на жизнь

Свидетельство очевидца, жителя Глуховска Ивана Сергеевича Топазова

Декабрь 1944 г.

«…Стариков немцы привезли в комендатуру. Из Малых Бродов, из Кострова, Демина, Жилина, из Ольховки собрали стариков, то есть из тех деревень, которые примыкали к Шагорским болотам. Привезли их в грузовике во двор комендатуры. Не били. Автоматчики помогали старикам из кузова вылезать. Построили их в ряд. К старикам вышел комендант. Длинный, худой. Глаза светлые, но как бы застывшие. У него привычка была глаза при разговоре прищуривать. Майор Кнюфкен.

Тут же и переводчик объявился. Старательная сволочь. Он тенью за комендантом скользил. Куда конь с копытом, туда, как говорят, и рак с клешней. Они всегда вместе. На акциях, при допросах. Что обидно… Русский, гад. То с одной стороны подскочит к коменданту, то с другой. Вроде как прилаживается, чтобы удобнее переводить было. Ножки короткие, всегда в лакированных ботинках. Дерганый. Как на шарнирах. Говорит, а голова в сторону, в сторону скачет.

Сначала комендант сказал, а этот дерганый перевел, что старики должны указать немецким солдатам проходы в Шагорских болотах. Тот, кто это сделает, получит благодарность немецкого командования и премию. Не помню сколько, но сумма называлась большая. То ли десять, то ли пятнадцать тысяч марок. Был обещан паек, корова, новый дом.

Старики молчали. Тот дерганый дважды переводил слова коменданта, старики оставались глухи. Тогда комендант пошел вдоль строя. Пристально, не моргая, вглядывался в лица. Остановился возле невысокого лысоватого старика в поношенной телогрейке. Обут старик был в рваные, на босу ногу, галоши. Телогрейка опоясана тонкой бечевой. Старый человек, во рту ни одного зуба. Губы запали, щеки ввалились.

Комендант спросил имя, отчество, фамилию старика. Николай Федорович Щербаков оказался из Малых Бродов. На вопрос коменданта, знает ли он Шагорские болота, ответил, что нет, не знает, потому как всю жизнь возле скотины провел, от болот старался держаться подалее. Комендант слушал спокойно. Слушая, расстегнул кобуру, вытащил пистолет. Трижды выстрелил в Щербакова. Николай Федорович дернулся, схватился за живот, упал головой вперед к ногам коменданта. Майор Кнюфкен сказал что-то. «Так будет с каждым, кто откажет в помощи немецкому командованию», — перевел дерганый.

Старики и без переводчика поняли, что подступает конец. Замерли. Насупились. Комендант оглядел неровный строй. Выбрал очередную жертву. Подошел к Никите Сергеевичу Скрябину из Кострова. Спрашивал одно и то же. «Ты тоже всю жизнь возле скотины провел?» — перевел дерганый. Скрябин молчал. Комендант трижды выстрелил. Отошел. Не торопясь вставил в пистолет новую обойму. Вернулся к строю. Те же вопросы, те же ответы. В каждого комендант стрелял трижды. Убил еще двоих. Гурьева из деревни Жилино, Вербина из деревни Демино.

Из строя вышел Евсей Никанорович Соколов. Костровский дед. Высокий, сутулый, в белом. Белые штаны, поверх них рубаха до колен. Седые волосы, усы, борода. Мосластый дед. Заметно выпирали ключицы. Пальцы скрюченные. «Не дело так с просьбами обращаться, ваше благородие», — сказал дед. Сказал и закашлялся. Зашелся в кашле. Потом распрямился. Смотрел твердо.

Дерганый перевел слова деда. Комендант убрал пистолет. Спросил через переводчика о том же. Как звать, откуда родом. Знает ли Шагорские болота. Дед ответил, что знает их сызмальства.

Комендант обрадовался, что его метод убеждения подействовал, нашелся один, которому, судя по всему, нет охоты умирать. Верить в удачу не торопился. Спросил, с кем живет старик, есть ли у него родные, где они. Спросил, почему раньше не вышел.

На вопросы коменданта старик ответил обстоятельно. Родных у Соколова не оказалось. Майору такое обстоятельство не понравилось. Старик объяснил, почему сразу не вышел. Сказал, что большой риск в болота лезть, трудные они. Комендант согласился. Высказался в том смысле что кто-то должен помогать немецким солдатам, они каждый день рискуют своими жизнями.

Переводчик в точности передал слова коменданта.

Соколова посадили в машину, увезли. Вслед за ним уехал комендант с переводчиком».