Право на жизнь

Действительно, вид у Ильи был задрипанный: куртка перепачкана в пыли, на ботинках не было шнурков — их сняли в милиции, брюки на коленке порвались при падении. Он уже два дня не брился, не мылся и не причесывался. В общем, бомж бомжом.

— Ну чего, Пал Палыч, — продолжал парень, держа свою тяжеленную руку на плече у Ильи. — Выкинем его на ходу? Подумаешь, одним бомжом больше — одним меньше…

— Не нужно меня выбрасывать, — негромко сказал Илья.

— Да что ты, бомж? Пошутил я, не выбросим. Ты, видно, натерпелся, что даже шуток не понимаешь. Вон садись, сейчас чаю тебе дам. Как оказался-то тут?

— За мной гнался один… — проговорил Илья, садясь на откидное сиденье.

— Ну да?! — оживился машинист, усаживаясь рядом в кресло. — Это такой здоровенный зомби, да?!

Илья кивнул.

— Слышал. Пал Паныч? Так этот зомби его ловил.

Пал Палыч, сидя перед пультом управления, через ветровое стекло зорко вглядывался в ночь: он уже двадцать пять лет вглядывался, оттого лицо его было сморщенным, уж чего он только не перевидал за эти годы.

— Мы его видели. Ужас! Может, извращенец?! Не хотел бы я, чтоб такой… А чего он от тебя хотел-то?

— Даже не знаю, — признался Илья. — Никак от него не убежать, как рок какой-то.

— Ну, жуткий у тебя рок. А звать-то тебя как?

Самого помощника машиниста звали Виктор. Он налил Илье из термоса чаю, угостил бутербродами. Илья, вспоминая вкус тюремной баланды, ел с удовольствием.

Илья впервые оказался в кабине электровоза, и ему было интересно и страшновато — кабину болтало, кругом все громыхало, только приборы горели в полумраке.

— Ну, теперь маньячина тебя не догонит. Если, конечно, в вагон где-нибудь не залез.

Илья не ответил.

— Мы вообще-то тебя должны были бы в милицию сдать по инструкции, но не боись, не будем. Правда, Пал Палыч?

Рулевой кивнул, не посмотрев в их сторону — он боялся пропустить указующий знак семафора.

— А куда состав-то идет?

— В Новгород, там день стоять будем.

— В Новгород?! — радостно и изумленно воскликнул Илья, не веря своим ушам. — В Новгород?!

Он даже привстал от радости.

— А ты чего, бывал там?

— Бывал, — вздохнул Илья, мечтательно глядя вдаль.

Он вдруг почувствовал облегчение. Он ехал домой, на родину, в мир, где все стоит на своих местах, где жизнь размеренна и спокойна. Как же устал Илья от этих приключений…

— Бывал, — повторил он с облегчением. — И уж теперь никогда оттуда не уеду.

Вдруг что-то с силой ударило по кабине. Звоном отдалось в корпусе. Илья напрягся.

— Чего это зазвенело? — Виктор повернулся к Пал Палычу. — Человек?

Пал Палыч помолчал, а потом сказал нехотя:

— Человек не так звенят. Сколько тебя учить? Человек — с этаким растягом. Дольше звенит, потому как выше. А это мелкая тварь. Кабан, может.

— Нет, Пал Палыч, уж я слышал, как кабан звенит. Я, когда в Уссурийск составы гонял…

Но Пал Палыч перебил:

— Там кабан не тот, крупнее местного. Там лось звенит, как грузовик. А здесь я раз коровой звенел, так думал, поросенок, такая дохлая.

Илья слушал разговор, не понимая узкопрофессиональной терминологии.

— А как это звенит? — найдя промежуток, решился Илья прояснить обстановку.

— Как, как. Сбивает когда состав кого-нибудь, так обшивка звенит, чего ж тут непонятного, — простодушно пояснил Виктор.

— И часто люди попадаются?

— Не скажу, что каждые пять минут, но бывает. Выскочит кто-нибудь из кустов… и звенит. Но все по-разному, у каждого свой звон: корова, птица, человек… Если видим заранее, останавливаем, если можем. Раньше-то, услышав звон, состав останавливали и пострадавшего собирали по частям. Точно, Пал Палыч? — Машинист, не отрывая взгляда от дороги, кивнул. — И я собирая, график сбивали этим здорово. Теперь не останавливаем. Даем на ближайшую станцию информацию, они бригаду сборщиков присылают. Это ж поезд, а не велосипед — тут не поможешь, только из графика выбьешься. Вот недавно случай у меня был, это до того как с Пал Палычем в бригаду попал. Днем ехали. Видимость паршивая — туман — вдруг из этого тумана выступает человек и идет прямо на поезд. Даем сигнал, хоть бы что. Подъезжаем ближе — старуха в платке. Вдруг она, карга старая, встает на колени и кладет голову на рельсы. Это не смешно, — вдруг серьезно сказал Виктор, хотя Илья и не думал смеяться. — Ну, мы по тормозам, чуть-чуть не успели. Слышим, захрустела бабка. Выскакиваем, искать начинаем. Слышим, кричит: «Здесь я, здесь!» Представь! Закрутило бабку между продольной тягой и электродвигателем. И так оказалось, что старуха между ходовыми частями электровоза оказалась как будто на шпагате растянута, как лягушонок. Мы попробовали освободить, не тут-то было. И так, и этак, ничего. Мы ей говорим: «Бабка, чего ж ты под поезд-то полезла?»

«Дура, — говорит, — была. Это я в знак солидарности с демократическим движением, за продвижение по пути реформ, вот я и по пути…» — «А теперь поумнела?»