Лида вернулась домой значительно раньше восьми. Снова прошлась по квартире, прикидывая, что ей точно стоит взять с собой. Быт, который девушка строила годами, не отпускал. Лида не планировала переезд! Вот никак.
Звонок в дверь раздался без пятнадцати восемь. Лида заранее оделась. Нервничать меньше не стала.
Услышав звонок, поспешила в коридор, но, прежде чем открыть, посмотрела в глазок. От греха подальше. На площадке стоял Мирон. Лида сразу же повернула замок, распахивая дверь.
– Привет, Мирон, – выдохнула девушка.
Больше сказать ничего не успела – оказалась прижатой к стене. Мирон действовал, как всегда, без предупреждения и лишних разговоров. Прижал и накинулся на её губы. Поцеловал так, точно соскучился. Точно только целый день и не мог дождаться, когда прикоснется к ней.
Романтический бред, конечно, но иногда хотелось окунуться в него с головой.
И поверить.
Никакой нежности от Мирона не шло. Лишь страсть. Короткая, рваная. Болезненная. Лида с готовностью откликнулась на неё, с запозданием осознавая, что сама хочет его поцелуя. Этих губ, немного обветренных, немного жестких. Этих рук, что сразу оказались везде. На плечах, груди, талии, остановились на бедрах, сжали и потянули их на себя, чтобы впечатать в мужские бедра. Лида с удивлением отметила, что Мирон возбуждается. Ещё не в полную меру, но то, что член встает, она ощутила явно.
– Привет, красивая, – глухо поздоровался Мирон, отрываясь от неё.
Отодвигаться мужчина не торопился, так и зажимал её у стены.
Неужели возьмет? Внизу живота мгновенно потяжелело.
Но Мирон почти сразу отодвинулся и спросил:
– Где вещи?
Лида мысленно усмехнулась. То есть он не уточнял, собрала ли она их. А сразу – где.
– В комнате, – отозвалась девушка немного тише, чем полагалось.
Мирон переоделся. На нем был другой костюм.
Ему шла деловая одежда. Смотря на него, и не скажешь, что мужчина прослужил десяток лет в армии.
– Разуваться не буду. Потом клининг вызову, – сказал Мирон и скрылся в комнате.
Лида нахмурилась.
Ей кажется, или снова что-то не так? Какая-то напряженность в голосе Мирона?
Девушка проследовала за Мироном.
– Ты был так уверен, что я перееду к тебе?
Её вопрос остался без ответа. Вернее, натолкнулся на встречный.
– Это всё?
– Да.
– Чемодан и сумка, с которой ты приезжала ко мне – это всё?
– У меня немного вещей.
Скиф нахмурился.
– Ладно, разберемся. Собирайся.
Мирон подождал её в коридоре. Лида проверила, всё ли выключила, потом оделась, и они вышли. Рука у неё дрогнула, когда девушка вставляла ключ в замочную скважину.
– Лид, я не кусаюсь, ты же знаешь. Дай-ка сюда.
Спорить не стала.
– Я снова волнуюсь.
– Не ты одна, – усмехнулся мужчина, запирая дверь её квартиры.
От его признания у Лиды появилась слабость в ногах. Вроде бы и не сказал ничего такого, а у неё душа оказалась не на месте.
– И ты тоже? – вопрос сорвался с губ, прежде чем она успела подумать, что ступает на тонкий лед.
Мирон снова подхватил сумку и повернулся к Лиде. На его суровом лице не отражалось ни одной эмоции. Он смотрел прямо и решительно.
– А ты думаешь, что только девушки переживают?
– Не знаю.
– Ну так вот я тебе официально заявляю, что мы тоже умеем волноваться и переживать. И мысли нас посещают не всегда радушные. Более того, я сегодня несколько раз порядочно косякнул, не в состоянии сосредоточиться на делах, хотя в моем случае это недопустимо.
– А о чем ты переживал?
– Что снова придется спать на чертовски неудобном сиденье авто, – в том же ироничном духе ответил Мирон.
У подъезда они встретили соседей, которые с любопытством посмотрели в их сторону. Чемодан всегда привлекает внимание. Люди или уезжают отдыхать, что неизменно вызывает во многих необоснованную зависть, или съезжают.
Поэтому Лида порадовалась, что Мирон припарковался, по сути, не по правилам. Заехал на тротуар, встав напротив подъезда. Её нехилые пожитки он загрузил в багажник. Лида не стала дожидаться приглашения, сама шмыгнула в ещё не до конца остывший салон автомобиля.
На панели лежала черная увесистая папка. Немного потрепанная от времени. Почему на неё обратила внимание Лида – понятно. Когда на панели что-то лежит, невольно делаешь на предмет акцент. А тут целая папка.
Во всем виноваты нервы, иначе ничем другим нельзя объяснить то, что Лида потянулась за ней. Она никогда в жизни не брала чужого. Даже из любопытства. Потому что ей ещё в детстве вбили – в прямом смысле – что брать, трогать, смотреть чужое нельзя.
Лида потянула на себя папку. Взять не успела, водительская дверь распахнулась, и в салон запрыгнул Мирон. Лида отчего-то вздрогнула, внезапно осознав, что всё-таки позарилась на чужое, дернулась назад, вспыхивая от стыда. Все её манипуляции не остались незамеченными. Более того, девушка оказалась настолько неуклюжей, что, взмахнув пальцами, сбила папку, и та начала падать. Лида ринулась её ловить, получилось снова неуклюже и рвано.
Папку-то она в конечном итоге поймала, но из неё выпало несколько листков. Вернее, фотографий.
– Млять, – выругался Мирон, заставив Лиду поморщиться.
Она сунулась туда, куда её не просили.