Право быть

Но откуда они могли взяться? Ведь Ксаррон сказал, что война разгорелась именно из-за того, что драконам стало тесно в подлунном мире. А если он не врёт...

— Эти нити, они...

— Останки поверженных.

Мечты. Надежды. Боли. Радости. Проклятия. Разочарования. Всё, что не смогло, не захотело или насильно не было допущено к продолжению существования, свалено в общий котёл. Питательная похлёбочка, ничего не скажешь.

— Вы строите новый мир из праха старого?

Кузен посмотрел прямо мне в глаза, и, пожалуй, я никогда раньше не мог представить, что изумрудный взгляд способен наполниться такой мукой.

— Нам не дано иного.

Где-то я уже слышал эти слова, совсем недавно. Ах да, в собственном сознании. И всё же не могу удержаться и не предположить:

— Но когда-нибудь...

— Купель иссякнет.

— И снова начнётся война?

Кузен зябко поёжился.

— Не приведи Пресветлая Владычица! Я не хочу убивать. Даже тех, кто оказался глупее и несдержаннее меня.

Не хочешь, потому что не можешь представить себе смерть родственника. Не хочешь, потому что никогда не сражался за свою жизнь и за жизнь своей возлюбленной. Но когда время придёт, а обстоятельства прикажут, ты просто сделаешь то, что должен. Разрушитель ведь тоже не хотел убивать твоего отца.

— А я думал, что вы с Магрит медлили только потому, что боялись явления Разрушителя.

Взгляд Ксо заметно помрачнел.

— Мы могли создать новый мир в любой момент после твоего рождения. Создать десятки, сотни новых миров. Мы могли вычерпать всю Купель дочиста, и никто не посмел бы вмешаться по крайней мере поначалу. А потом... потом было бы уже поздно. Но мы не хотели развязывать войну. Не хотели нарушать правила, под которыми подписывались сами.

— Что за правила?

— Порядок деторождения. Своего рода очередь, и наше место в ней тоже указано. Не столь далёкое, чтобы злиться на весь свет, но и не столь близкое, чтобы жить предвкушением.

Ну, хоть одна хорошая новость за всю беседу! Они таки будут вместе и будут радоваться первому крику собственного ребёнка. Неизвестно только, на моём веку или нет, но если это хоть сколько-нибудь может зависеть от меня, постараюсь прожить подольше.

Два мира, сливаясь, порождают третий. Как это, должно быть, прекрасно. И мои родители, зачиная меня... Или...

— А как было со мной? Я же не несу в себе ни единой нити, я прохожу сквозь них. Но это означает, что мне не создать новый мир.

Ксаррон задумчиво куснул губу.

— Ты дракон, но твоё предназначение состоит в чём-то другом. Пусть кто-то называет тебя проклятием и карой нашего рода, но мне всё видится немного иначе. Кто знает, может быть, Разрушители необходимы, чтобы Купель не иссякала?

Чтобы удерживать драконов от бесконечного размножения, а при особой надобности развеять прахом пару-тройку зарвавшихся наглецов, обеспечивая строительный материал для следующих поколений.

И ради этого я убил свою мать?

Ради того, чтобы кто-то другой мог появиться на свет?

Ради... жизни.

Боги, вас самих следовало бы проклясть. Самым страшным проклятием, когда-либо существовавшим в мире. Но если задавить в себе ярость, хотя бы на несколько минут, если утихомирить ненависть и посмотреть с другой стороны...

Появление Разрушителя было не карой, а бесценным даром. Пока он живёт, драконы могут черпать из Купели и расширять существующий мир, когда уйдёт — жить в равновесии, и так без конца и без края. Боги наказали своих первенцев, но дали им возможность выжить. Да, ценой жестоких ограничений, но они, как ушат холодной воды, заставили задуматься над совершёнными ошибками, и если исправить содеянное уже невозможно, то в силах Повелителей Небес не повторять старые глупости. Драконы узнали и хорошо изучили лик Зла, теперь есть надежда, что и лик Добра не останется в неизведанной тени.

Разумно. Действенно. Без лишних хлопот. Ни злиться, ни даже рассердиться не получается. Кукла на ниточках, которую то вынут из сундука, то снова спрячут в пыльной темноте, но сами кукловоды — рабы её нелепого танца над бездной времени.

И всё же почему...

— Почему меня не лишили возможности влюбляться?

Ксаррон удивлённо расширил глаза:

— Потому что так сделать попросту невозможно, и не только с тобой, а с любым живым существом. Это свойство, само по себе рождающееся на стыке плоти и сознания и неспособное подчиняться. Вообще неспособное, понимаешь?

— Оно опасно.

— А любовь смертоноснее всех прочих чувств, уж можешь мне поверить!

— Я не должен любить.

— Это твоё право. Неотъемлемое. Хочешь — люби. Не хочешь — не люби.

— Я серьёзно, Ксо!

— Я тоже. — Он устало подпёр голову рукой. — Либо это случается, либо нет, но избежать любви нарочно никому ещё не удавалось.

— Ты сказал, что я сделал Шеррит предложение.

— Верно.

— Но как у меня могло получиться, если я и сам не понимаю, что творил?

Кузен улыбнулся уголками рта: