Устал и лег, забыв задать лошади корм. Подумаешь, что скотина голодной останется, зато сам не перетрудишься. Урожай надо собирать, а вместо того хочется в постели понежиться? Да и пусть. Пусть сгниет на корню под дождями. Правда, чем же тогда наедаться прикажете, если вся пища ленью загублена? Не говоря уже о выпивке: чтобы знатный эль сварить, нужно и потрудиться знатно. И что же в итоге получается? Если один лениться начнет, еще полбеды, а если каждый для себя подобной свободы пожелает, мир… остановится. Да, именно так.
Эх, Ксаррон, не к тому ты стремишься! Надо было воспитывать у людей не желание властвовать над себе подобными, а желание быть свободными. От всего вообще. От любых обязательств перед королями, соседями, друзьями, — семьей, даже перед самим собой. Пусть все будут свободны — в своем собственном мирке. Да, он одинок, уныл, сер и скучен, но зачем нужны яркие краски, если вот она, настоящая свобода!
— А захочешь женщину…
Взгляд возницы, направленный на Меллу, странно блеснул. Впрочем, жена хозяина гостевого дома мгновенно поняла, что таится в глазах сидящего рядом мужчины. Поняла и усмехнулась, как бы невзначай проводя пальцами но плавной округлости груди под тонким полотном рубашки.
— Ты захочешь, а она? Она ведь тоже свободна будет выбирать. Или ее желание ничего не значит? — Тон женского голоса понизился до мурчания — того опасного предела, когда малейшая неосторожность может обойтись собеседнику неимоверно дорого.
Возница растерянно нахмурился, пойманный в собственноручно выстроенную ловушку, но Мелла не стала захлопывать капкан, а подалась вперед, заглядывая мужчине едва ли не в самые зрачки:
— Вот тогда тебе и понадобится та, что желает лишь одного: подчиняться… Но хорошим ли хозяином ты окажешься?
Чем можно было ответить на атаку противника? Только попробовать перейти в наступление:
— А ты-то сама служить умеешь?
Вместо ответа женщина склонилась над бедрами возницы. Раздался стон ремешка, лопнувшего от слишком сильного рывка, и я, равнодушно пожав плечами, отвернулся.
Ну их, к Пресветлой Владычице. Нашли друг в друге радость, и то дело. Мужчина женатый, женщина замужняя, и какая разница, что жена хозяина гостевого дома побрезговала бы близостью с пропахшим лошадиным потом возницей, а сам возница вряд ли осмелился бы лапать зажиточную горожанку? Почему-то сегодняшней ночью все, в обычное время вроде бы неправильное, даже ложное, кажется единственно возможным. Мир сошел с ума? Должно быть, ведь в себе я не чувствую никаких изменений. Полная пустота.
Губы Борга шевельнулись, но расслышать, что он произнес, помешали звериные стоны парочки, клубком катающейся по мокрой и вязкой траве. Что-то хочешь сказать, приятель? Не одобряешь происходящего? Очень похоже. А куда ты смотришь все это время? Только на меня.
Отправиться спать, что ли? Нет, повременю, может быть, удастся согреться. Правда, поленья дымят все больше и больше, и тепла от них почти не чувствуется. Ни эля, ни вина, совсем ничего горячительного, так и простудиться недолго. А если вспомнить, как меня любит заполучать в свои объятия простуда, стоит побеспокоиться о здоровье. Например, рубашку сменить.
Я встал, и моим зеркальным отражением на ноги тут же поднялся Борг, но это не показалось мне странным. Мало ли что могло понадобиться великану? В дорожной сумке нашлась чистая рубаха, правда, и она на ощупь казалась слегка влажной, словно нас застал в пути дождь, проникающий в любую щелочку и складочку. Впрочем, такая все равно лучше, чем та, что на мне. Стоило стянуть с себя насквозь мокрое полотно, как ночной воздух обжег спину холодом, но, вместо того чтобы мигом одеваться, я остановился, рассеянно теребя в руках ткань.
Что я вообще здесь делаю? Зачем? Мне же нужно было поговорить с Боргом, рассказать ему… Да, что-то рассказать. Что-то очень важное. А может быть, ненужное. Не помню. Но попрощаться уж точно надо, ведь мы расстаемся. И может быть, навсегда.
Я повернулся, оказываясь… нет, не лицом к лицу, но почти рядом со своим давним знакомцем. А карий взгляд по-прежнему неподвижен… У меня так не получается, вечно начинаю моргать в самый неподходящий момент, портя все впечатление. Научиться бы! Может, великан меня научит?
— Эй, Борги…
— Это ведь все из-за тебя.
Вот теперь, находясь в шаге от рыжего, я расслышал каждое слово.
Все? Совсем все? Или он говорит о своей отставке от службы престолу? А может быть, о герцоге? О Роллене, оставшейся в столице и то ли знающей о бедах, постигших ее возлюбленного, то ли пребывающей в счастливом неведении?
— Это все из-за тебя.
Правая ладонь великана накрыла рукоять ножа, свисающего с пояса.
— Все из-за тебя.
Короткое движение, высвобождающее клинок из ножен.
— Из-за тебя.