Мы приходим в мир с памятью о бескрайней свободе и при этом всю жизнь стараемся бежать от нее, строим дома, дружбу, любовь, все что угодно, только бы можно было до чего-то дотронуться, что-то вдохнуть, что-то ощутить… Пока рядом нет никого и ничего, мы свободны, но зачем нужна свобода, если в ней нет ни звуков, ни красок, ни вкуса? Если она то же самое, что и пустота?
Сфера Сознаний, принимающая в себя души умерших драконов, привольна и уютна, так почему же они так жаждут вернуться и еще раз связать себя Нитями Гобелена? Да чтобы снова почувствовать, что живут.
Жизнь отделяет существо от первозданной свободы, но только она помогает понять, каково это — быть свободным. Помогает осознать. Запечатлеть в сознании. Может быть, тот, кого первым выдернули из кокона небытия, был полон ненависти и злобы, но, уверен, и ему, попробовавшему жить, не хотелось возвращаться в колыбель Вечности.
…Шшшшш… слушай себя…
Я слушаю. Только ничего не слышу, потому что «я», живущий, как ты говоришь, на дне моей души, может лишь криво улыбнуться в ответ на твой приказ.
Я знаю, что такое свобода. Я видел это пустынное поле, на котором могут остаться только мои следы и ничьи больше. Мне там не понравилось. Совсем-совсем. Я скорее предпочту покорное служение, как Мелла, но зато буду знать, что каждую минуту хоть кому-то, да нужен.
…Шшшшш…
Ты недовольна, средняя из трех лун? Значит, тебе просто не попадались достойные собеседники. И уж тем более ни разу не попадались те, кто уже нашел свободу. А поиски ведь совсем просты и недолги, верно? Нужно заглянуть внутрь себя. И даже вслушиваться не надо, всего лишь смотреть.
…Шшшшш…
Это ты рассказываешь мне о свободе? Ошметок дракона, самого подневольного существа на свете, неспособного управлять даже собственными чувствами и вечно вынужденного бессильно взирать на плоды своих мимолетных слабостей и капризов? Да что ты можешь знать о свободе?!
…шшшшш… слушай…
У тебя ведь тоже был хозяин. Когда-то очень давно, но ты все равно помнишь его. Не можешь забыть, как бы ни старалась. Сначала эти воспоминания грели твое сплетенное из Прядей сердце, но время шло, а хозяин все не возвращался, и та неопытная искра, что возжелала подчинить тебя своей воле, только разозлила и озлобила, верно? Ты ухватилась за единственный дар, оставленный твоим бывшим повелителем, — за свободу, хотя ее прикосновения обжигали холодом. Ухватилась только потому, что не желала возвращаться к началу пути…
А знаешь, в том виноват твой старый хозяин. Да, только он. Ему не удалось уйти из жизни мирно, попрощавшись с тобой, как со старым другом, объяснив, что ничто в мире не вечно, но в повторении неповторимого кроется самое главное чудо существования. Ты осиротела до срока, лишилась тепла и заботы задолго до того, как смогла… повзрослеть.
Вечное детство. Разве может быть что-то скучнее и обиднее? Особенно если видишь, как все вокруг становятся взрослыми и начинают заниматься разными интересными делами, а на твою долю остаются все те же опостылевшие одинокие игры. Неудивительно, что ты начала искать друзей. Где жила семья Ра-Гро до того, как переселилась в Антрею?
На берегах Шепчущего озера.
Под твоими лучами, Ка-Йен.
Наверное, в те времена ты была счастлива, найдя собеседников и соучастников в твоей унылой игре. Но они так быстро сменяли друг друга, так быстро уходили из мира, что ты начала путаться и злиться.
Ты обижалась на то, что им веселее друг с другом, чем с тобой, но когда однажды они вдруг совсем ушли, поняла, что оставаться одной еще хуже. И первому вернувшемуся подарила самое дорогое, что у тебя было. Силу повелевать свободой. Чужой.
Я видел, что делает с человеком желание освободиться. Я чувствовал его страх в тот момент, когда умирающее сознание наконец-то вспомнило, каково быть истинно свободным. А вот мне вспоминать не надо, потому что это знание всегда рядом со мной, как и Пустота. Так что не трать силы напрасно, Ка-Йен. Я не хочу освобождаться.
…Шшшшш…
Волны уходили обратно. Может быть, обиженными, может быть, разочарованными, может быть, удивленными, но уж точно не разозленными, потому что шептали совсем тихо. Так тихо, что шорох песчинок под неспешными шагами мог бы показаться громом.
— Ты почувствовал страх свободы…
На ней, должно быть, все та же вуаль, не позволяющая рас-смотреть черты лица. Прекрасного? Наверняка, ведь под лучами черной луны не могло возникнуть ничего несовершенного.
— Ты познал боль безграничных просторов…
Шаги все ближе и ближе. Вот они останавливаются. Прямо надо мной? Ну да. Только на глаза не падает тень, потому что свет здесь существует сам по себе.
— Твое сознание молит о спасении…
Звучит заученно, как детская молитва. Заклинание свободы ни разу не давало осечки? Только этим можно объяснить скучную уверенность, звучащую в женском голосе.
— Я могу спасти тебя. И спасу.
Разжимаю веки. Смотрю снизу вверх на закутанную в белую накидку фигуру. Смотрю долго, словно вижу в первый раз, а потом улыбаюсь и говорю, совершенно искренне:
— Да иди ты со своим спасением. Далеко-далеко.