Право быть

Сколько негодования и почти детской обиды в этом возгласе… Неужели действительно случилось нечто из ряда вон выходящее?

- Почему?

- Потому что освобождения могут возжелать только живые, а оно… Оно же мертвое!

В какой- то мере. И если это единственная причина, то… Все предельно просто.

Лунное серебро, превращенное в жидкость магией, приобретает только подобие жизни. Пробравшееся в плоть вместе с водой или пищей, оно не получает даже подобия и, когда осознает безысходность своего положения, охотно помогает живому существу сойти с ума и покончить с собой, чтобы… Попробовать начать все сначала и надеяться на удачу. А в моей крови серебро получило возможность именно жить. Оно разделило со мной мою жизнь, мои чувства, мои ощущения и впервые стало по-настоящему живым. Но старые привычки слишком сильны, и когда раздался братский, или, вернее сказать, сест-

ринский, зов, зверек откликнулся, не понимая, к чему приве-дет доверчивость. А потом…

Я ведь чувствовал: с ним происходит что-то неладное под пристально-черным взглядом Ка-Йен. Я остался узником, а серебро освободилось? Похоже. Но от чего? Иглы по-прежнему сидят в моем позвоночнике, значит, память осталась при зверьке. Больше не отвечает говорящей? Может быть, потому, что свободу получило сознание серебра? Свободу от слов, окончательную и бесповоротную?

И словно подтверждая мои предположения, женщина произнесла:

- Оно больше не говорит со мной. Но оно все-таки слышит и, значит, способно получать и исполнять повеления. Можешь считать, тебе повезло, а вот твоему другу…

Она встала и подошла к Боргу, застрявшему где-то на границе между сном и небытием.

- Ему повезет меньше.

Полы накидки чуть раздвинулись, пропуская вперед затянутые в перчатки кисти рук.

- Эй, проснись!

Приказ заставил вздрогнуть даже меня, хотя предназначался другому, а по телу великана прошла отчетливо заметная судорога. Веки Борга раскрылись резким и наверняка болезненным рывком, но рыжий не попытался встать или вообще шевельнуться. Пробует оценить обстановку? Скорее всего. Хотя могу себе представить, что он чувствовал в момент пробуждения, попрощавшись с сознанием и вновь вернувшись в мир по приказу одного и того же господина.

- Я нечасто доверяю своего питомца чужим рукам, но следующего восхода луны ждать несколько дней, а держать тебя в глубоком сне дольше опасно, вдруг и вовсе не проснешься, поэтому…

На левой ладони женщины замерцала горсть лунного серебра.

- Это ничуть не больно, не бойся. Всего лишь холодно.

Крупинки струйкой потекли из одной ладони в другую, потом обратно, двигаясь словно по собственной воле, все быстрее и быстрее, пока не стало казаться, что они слились воедино, превратившись во что-то вроде ленточки или… Змейки.

- Но такой большой и сильный мужчина не боится холода, ведь верно?

Она накрыла одну ладонь другой, а когда убрала в сторону, змеи не было, оставалась прежняя горсточка серебра.

Женщина чуть нагнулась над лежащим Боргом и дунула, сдувая крупинки с ладони, словно пыль. Вот только пыль норовит повисеть в воздухе подольше, а не устремляться вниз к лежащему телу, подобно оголодавшему гнусу…

Прошло еще одно мгновение, и раздался новый приказ:

- Встать!

Тело великана заходило ходуном. Иначе и быть не могло, ведь за время лежания мышцы утратили часть своей боеготовности, но Борг поднялся на ноги быстрее, чем я приготовился ждать, зато вены на его лбу угрожающе вздулись то ли от натуги, то ли от…

- Сопротивляться бесполезно. Этим ты только добавишь себе боли, но не избежишь угодного мне результата.

- Что ты… со мной… сделала? - пересохшими губами прохрипел рыжий.

- Ты не поймешь.

Она подошла совсем близко к Боргу и щелкнула его пальцем по носу, а великан даже не смог шевельнуться, не говоря уже о том, чтобы поймать руку насмешницы.

- Я бы и дальше позволила тебе спать, до самой смерти, но видишь ли, в чем дело… Нужен присмотр за твоим другом. Я бы и сама справилась, только у меня есть много других забав, на которые я трачу свои силы с куда большим удовольствием.

На пол упала связка ключей.

- Открывай замки, бери своего друга за шиворот и следуй за мной.

«Шиворот» оказался не красным словцом, а тщательно исполненным способом доставки тела заключенного в угодное тюремщице место. Присутствие или отсутствие духа во внимание, разумеется, не принималось. Борг сгреб пятерней полотно на моей спине, превратив рубашку в пеленку, стесняющую движения, и, легко удерживая меня на ногах, потащил прочь из комнаты. Довольно неудобно, даже немного стыдно чувствовать себя ярмарочным болванчиком в руках дюжего кукольника, но сопротивляться было бы бессмысленно, да и…

Меня куда больше занимало азартное желание увидеть, где и как обитает говорящая с серебром. Однако пейзаж за стенами дома оказался все тем же, что и на берегах озера, и если бы я

поспорил на этот счет с собой, то непременно проиграл бы.

Хотя… Могло ли быть иначе?