Рори боялся пошевелиться, чтобы не разбудить Сандру, свет ночника маскировал тонкие черточки морщин на ее лице, и казалось, Сандра совсем девочка, особенно, когда рот приоткрывался для беззвучного выдоха, нос морщился и по векам пробегала рябь, будто Сандра хотела стряхнуть дурной сон.
Что же натворил этот Сэйерс?
Рори посмотрел на выпирающий живот, натянул одеяло выше: разъелся, боров, надо сбросить. Снова вспомнился Тревор, его ухмылка: «Я не возражаю, Рори, против твоих габаритов, наоборот, у меня такое ощущение, будто на меня за одну зарплату работают два человека, сколько фунтов ты тянешь сейчас? Да ну! Значит, я не ошибся, как раз и есть два человека, а хилых – даже два с половиной». Рори не любил издевок Экклза, мирился до поры и знал, что и они в том числе перетирают трос изнутри; только говорят, что к подкалыванию можно привыкнуть, вранье! Как ни толста шкура вышучиваемого, всегда наступает миг, когда дальше терпеть нельзя.
Раздобыть бы денег, умыкнуть Сандру из ее харчевни и в бега – начать жить как люди: поругиваться, мириться, может, даже детей завести. Не так уж они перезрели для этого. Инчу нестерпимо захотелось сейчас же выяснить мнение Сандры по этому поводу, он занес руку, чтобы тронуть ее за плечо, и остановился… пожалел, слишком сладко спала. «Можно спросить и завтра, и в любой день. Интересно, что она ответит? Может, покрутит пальцем у виска или расплачется – никогда не предугадаешь, что выкинет женщина?»
Что натворил этот Сэйерс?.. Деньги решают все!..
Две эти мысли сплелись в тонкий жгутик, напоминающий жиденькие косички его сестер, и от их сплетения Рори ощутил будто удар тока: такое ему в голову еще не приходило…
Инч вспотел от напряжения, отбросил одеяло, прошел в ванную: из зеркала на него смотрела распаренная физиономия в веснушках, вплавленных в буровато-красную кожу, рыжие волосы растрепались и вихрами торчали в разные стороны. Рори зачерпнул холодной воды из-под крана, плеснул в лицо, кровь прихлынула, и на еще более раскрасневшемся лице веснушки почти потонули.
Такое ему еще в голову не приходило!
Когда Рори волновался, на него нападало неодолимое обжорство: Инч тихо распахнул дверцу холодильника, выгреб на стол снеди на троих голодных. Он уминал уже третью баночку сыра, когда вошла Сандра. Рори инстинктивно прикрыл ладонями гору снеди, Сандра прыснула:
– Легкий завтрак?
– Угу-у… – Рори тоскливо заглянул в недоеденную банку, обтер губы указательным пальцем, согнутым пополам.
– А зачем салфетки? – Сандра придвинула коробку белоснежных квадратиков. Рори покорно вытер уже чистый рот салфеткой и, беспомощно озираясь, искал, куда бросить бумажный комок.
– Час ночи, – Сандра зевнула и покинула кухню. Рори внимательно прислушивался к ее шагам, к шорохам, к скрипу кровати; когда все стихло, он на цыпочках подобрался к холодильнику, украдкой достал недоеденную банку сыра и еще одну и, только уничтожив обе, успокоился.
В спальне мягко светил ночник, Сандра беззвучно дышала, Рори вздохнул: «Забыл спросить ее про детей… вдруг засмеет? Кто же согласится па таких рыжих, сплошь заляпанных веснушками?» Инч тяжело опустился на кровать, сон не шел, протянул руку к проспектам с Кришной, полистал, вспоминая наставления Тревора. Рори и впрямь ничего толком не усвоил, для торговца словом божьим общих фраз маловато. Тревор любил поражать знанием тонкостей, не преминув заметить, что с профессиональной точки зрения не грех потренировать память. Ночник едва освещал древний текст, написанный по-английски: мам ча йо вьябхичарена бхакти-йоге-на севате са гунан саматитьяйтан брахма-бхояя калпате… тот, кто целиком посвящает себя преданному служению, непоколебимый при любых обстоятельствах, сразу же поднимается над гунами материальной природы и так достигает Брахмана… «Конечно, – уверял Тревор, – в комментариях ты, Рори, прочтешь, что служение Кришне – это отречение от материальных благ и все такое, но я тебе скажу двадцать шестой текст четырнадцатой главы – штука мудрейшая и самое важное в ней – призыв к верной службе. Как там?.. Целиком посвящает себя преданному служению… непоколебимый при любых обстоятельствах…» – Экклз впивался в. Инча так же, как не раз проделывал и с другими, когда на него нападала охота читать проповеди, упирая на преданное служение, выковыривая сокровенное каждого, будто желая любыми средствами выудить, прознать, каковы истинные намерения подчиненного.
Рори отложил проспект и забормотал: «Кришна, Кришна, харе Кришна, харе, харе… может, и впрямь что-то есть в этих словах?» – ощутил, как наваливается сон, как он соскальзывает под бок Сандре, как ее рука во сне гладит его голову. Рори провалился в сон, как зверь в хорошо замаскированную волчью яму, – враз, успев только зацепить меркнущим сознанием одно…
…Такое ему еще в голову не приходило!