Вот то–то и оно! Женщина, она ведь так и остается женщиной, будучи женой и даже любовницей, а все равно! Мы необыкновенные, мы хотим любви и сами порой даже себя не понимаем. Потому, что в нас сидят эти самые наши проказницы, а от них–то все наши напасти и радости, которыми мы делимся. Но только тогда, когда нас об этом как следуют и с уважением попросят. А мы глянем на них и уже сами решим, кем мы с ними останемся? Умными или чьими–то любовницами!
Вот так и с сестрой. И не сразу, а после еще ни одного разговора с ней, вижу, как она стала прозревать и умнеть. И уже замечаю, что и перед зеркалом не так как прежде крутится и что надевает уже на дежурства, обычное, нижнее белье и без изысков. А потом неделю ходила, словно туча черная. Даже мама меня осторожно так, спрашивала, что это с Инесс? А я ей, да ты сама у нее спроси, а мама, да боюсь я с ней говорить. Спросила ее от чего так она, а мама в ответ, что мол, боюсь от дочери такое услышать, что и не переживу. А я маме, в скорости с радостью сообщаю, что мол, тучка наша опять солнышком засияла. Спрашивай мамочка! Спрашивай! Дочки у тебя обе умненькими стали!
И Володька стал все время в нашем доме пропадать, и они опять с сестрой обнимаются и целуются, словно ума лишенные.
Инессу спросила, а она в ответ только улыбнулась и говорит, что поумнела она за последнее время, но еще не настолько, сколько бы мне хотелось. А что, да почему, молчит. Я уже успокаиваться стала, а тут. О Боже!
В шкаф наш полезла, думаю, дай ко я ее гардероб проверю. Роюсь, роюсь и все никак не могу ее это сексуальное белье найти. Неужели думаю, за старое взялась! Только приди с гулянки, я тебе такую трепку устрою, сестричка!
А она как назло. Поздно, ночь уже на дворе. Наконец–то она объявилась! Ах, думаю, ну и клятая у меня сестричка. Сейчас я тебе устрою аутодафе! И даже не удержалась, не стала ждать, пока она в комнату зайдет, сама к ней вышла.
— Ну и что ты мне скажешь на этот раз, сестрица? — Говорю ей, а саму даже трясет.
— Ты о чем это? И что это за допрос такой? — Говорит с возмущением.
— Ну и наглая же ты Инка! Мало того что б…., так еще и лживая сучка! Вот ты кто!
— Наташка, ты чего, белены объелась? В чем дело?
Меня ее тон взбесил прямо и я ей.
— А ну, живо снимай с себя платье!
— Ты что? Что тебе надо? Отстань!
— Ах ты, гадина! — Говорю, а у самой даже руки трясутся.
— Раздевайся сей час же! Слышишь?
— А я и так разденусь. В чем дело? Ты хоть сказать мне можешь?
А я как рявкну на нее.
— Хватит мне зубы заговаривать. Живо! Все с себя снимай!
— Хорошо, хорошо. Только не ори так, Маму разбудишь.
— Ах, посмотрите на нее, она о Мамочке вспомнила, а как…! — Из–за двери просовывается голова Мамы.
— Девочки, что происходит. Только не надо ссориться. Прошу вас, родненькие, не ругайтесь девочки!
А я подскочила к сестре и за руку ее схватила.
— Живо раздевайся! Ну, же!
— Ну, хорошо, хорошо. Только без рук, ладно.
Инга стягивает с себя платье, и я вижу, что она опять в своем б… ком наряде.
— Вот, Мамочка, полюбуйся на свою пай девочку! Смотри, смотри! Тебе такой ее наряд нравится? Нравится, я тебя спрашиваю Мама?
— А ты, помолчи! Я с тобой еще поговорю. Помолчи! Ну, Мама?
А мамочка наша смотрит и ничего не понимает, а потом.
— Очень даже красивое белье и я бы сказала, что оно сексуальное даже.
— Ага! — Торжествую я. — Ну, сестричка, отвечай нам, для кого ты опять так вырядилась? Кого охмуряешь?
И для острастки, показать, что я вовсе не шучу, я ее схватила, и больно так стиснула руку.
— Больно же! Пусти!
— Пока не ответишь, не отпущу! Говори! С кем ты была? Где? И не дергайся, отвечай!
— Да с Володькой мы были. — Говорит тихо и виновато так.
— Врешь! Ведь врет она Мама, врет и даже не краснеет! Вот она школа.
— Какая школа, о чем ты, Танечка?
— А такая, мама! — И я уже открываю рот, как вижу, что Инга начинает смеяться.
Вы представляете! Я ее трясу, колочу как грушу, вывожу на чистую воду, а она решила надо мной посмеяться!
— Ой, и дура же ты сестричка! Полная и набитая дура! Мама, посмотри на нее!
— А что мне на нее смотреть. Дочка, как дочка! По моему, умная даже.
— Да какая же она умная, Мама! Она самая настоящая дура и к тому же глупая! Ты так ничего и не поняла! Я же замуж выхожу! А ты мне допросы устраиваешь.
— Как! За кого?
— Ну, что ты пристала, доченька, будто не знаешь? — Радостно улыбаясь подключается мама.
— Что не знаю?
— Да Володенька наш, Инессе предложил руку и сердце! Я сегодня тебе все пыталась сказать, а ты словно с цепи сорвалась. Потом, да потом! А когда же потом? Уже ночь на дворе и все соседи уже знают, а ты значит, сестра ее родная и в последнюю очередь узнаешь. Учиться тебе надо доченька у сестры, учиться уму–разуму.
— Поняла ты, сестричка, что тебе мама сказала. Учиться тебе надо уму–разуму у сестры твоей старшей. Так я говорю, мама?
— Все верно, правильно дочка. Молодая она у нас еще и жизни не знает. А что касается ума, то у сестры подучись. Ты не обижаешься, Танечка? Да на тебе лица словно нет. Ты не заболела? Или не рада?
Инга сразу же на меня такой взгляд метнула, что я.