Правила бунта

Парень передо мной протягивает свой билет и паспорт сотруднику авиакомпании, жонглируя массивным рюкзаком и сумкой, полной выпивки, которую он, должно быть, купил в дьюти-фри. Слышу его английский акцент, и до меня доходит. Это действительно происходит. Я действительно это делаю. Действительно ухожу.

Я делаю шаг назад…

— Черт!

...и сталкиваюсь с кем-то, кто спешит присоединиться к концу очереди.

— О, черт, простите меня! Я... — Я оборачиваюсь, и яркая вспышка боли взрывается в моем виске.

Рэн хватает меня за руку, громко ругаясь. Он только что, бл*дь, ударил меня. Я держусь за голову, отшатываясь от внезапно возникшей раскалывающей головной боли.

— Какого хрена?

— Ты у меня спрашиваешь? Я серьезно злюсь на тебя, чувак. Какого хрена ты делаешь?

— Э-э, прошу прощения? Этот человек только что напал на вас? — Появляется женщина с идеальной прической, идеальной красной помадой и идеально выглаженной униформой, кладет руку мне на плечо.

— Нет, нет. Все в порядке. — Я пытаюсь ободряюще улыбнуться, но все еще вижу гребаные звезды. — Это был несчастный случай.

— Ха! Несчастный случай, — огрызается Рэн.

Женщина неодобрительно вздыхает.

— Я вызываю охрану.

— Нет! Нет, правда. Смотрите. Я в порядке. — Я выпрямляюсь, убираю руку с лица, пытаясь весело улыбнуться, но женщина бледнеет.

— Сэр, у вас идет кровь.

Господи, да, точно. Я чувствую, как что-то влажное и теплое стекает по моему лицу.

— Не волнуйтесь. Как я и сказал. Это был несчастный случай. — Я хватаю Рэна за плечо и увожу его от стойки, оттаскивая от ворот.

— Сэр, посадка заканчивается через три минуты. После этого мы не будем принимать опоздавших пассажиров.

— Не пройдет и секунды! — Я поворачиваюсь к Рэну и обнажаю зубы. — Какого хрена ты здесь делаешь? И какого хрена ты меня ударил?

Глаза Рэна, словно пылающие шары зеленого огня.

— А как ты думаешь, умник? Ты встаешь и ускользаешь из гребаного дома в три часа ночи? Не попрощавшись? Ни за что, чувак. Я уже давно веду себя как придурок, но все меняется. Я меняюсь. Ты меняешься. И нравится ему это или нет, Паксу тоже придется немного измениться.

— Черт, ты ведь не взял его с собой, правда?

— Нет! Я что, похож на идиота? Ты, сбегая в середине выпускного года, похож на его родителей, объявивших, что они разводятся в гребаное рождественское утро. Он ничего об этом не знает, и я планирую оставить все как есть.

— Его отец умер.

— Что?!

— Сейчас это не имеет значения. Послушай, ты не можешь скрывать это от него вечно. В конце концов он сложит два и два, когда поймет, что меня не было рядом пару недель.

— Ты никуда не едешь, чувак. Просто хватай вещи и пошли.

— Это последнее уведомление о посадке на рейс семь три ноль авиакомпании «Авантаж Эйрлайнс» из Бостона в Лондон. Прошу всех оставшихся пассажиров немедленно направиться к выходу пятьдесят три. Повторяю, это последнее уведомление о посадке на рейс семь три ноль авиакомпании «Авантаж Эйрлайнс» из Бостона в Лондон.

— Рэн, я серьезно, чувак. Мне действительно нужно идти. — Я хватаю его и заключаю в объятия.

Думаю, что удивил его, потому что сначала он просто стоит, как столб, напряженный и неловкий. Я сжимаю его, собираясь отпустить, и Рэн, наконец, обнимает меня в ответ.

Парень отпускает меня, держа на расстоянии вытянутой руки.

— Еще одну секунду, — говорит он.

— Рэн! Я…

Он разворачивает меня, и мир замирает.

— Дэшил Ловетт, пожалуйста, пройдите к выходу пятьдесят три. Дэшил Ловетт — к выходу пятьдесят три. Это последнее уведомление.

Телескопический трап, ведущий к самолету, находится менее чем в ста метрах, но весь мой мир стоит между ним и мной.

Непослушные кудри.

Футболка НАСА.

Темно-бордовые джинсы.

Ярко-желтые кеды.

Моя Стелла смотрит на меня, лоб наморщен, брови сдвинуты, море паники в ее прекрасных, влажных карих глазах.

— Я посмотрела, — шепчет она.

Я не могу говорить. Просто смотрю на нее в изумленном молчании.

— Математика. Я... посмотрела расчеты, — продолжает она. — И, хотя теоретически свободные от парадоксов замкнутые временные кривые технически возможны… сомневаюсь, что какие-либо открытия, сделанные в ближайшие сорок или пятьдесят лет, приведут к практическому осуществлению путешествий во времени.

— Ну, это отстой.

Карина кивает.

— И я подумала, что не хочу тратить всю жизнь на то, чтобы исправить то, что уже произошло. Думаю…

Мое сердце замирает в груди.

— Что?

Кэрри прерывисто вздыхает.

— Я думаю, что прошлый опыт ценен. Это возможность учиться на своих ошибках. Вернуться назад невозможно, и даже если можно было, мы не должны этого делать. Мы должны двигаться вперед и создавать новые начинания, а не пытаться воссоздать старые.