Еще усерднее заработал то вилами, то совковой лопатой, загружая навозом тачку. Вывозил его на огород, складируя в кучки.
3. Змей-искуситель
В течение полутора часов Головин вычистил дощатый настил в коровнике и, вытирая со лба пот, довольный собою, произнес:
– Упарился, семь потом сошло, зато теперь на подворье чистота и порядок.
– Спасибо, Федя, дюже ты нам помог, – защебетала Вальчук. – Даже не знаю, чем и как тебя отблагодарить? Но сначала в баню.
Она подала ему большое полотенце.
–Анюта, кто мне спину потрет? – смутил он ее вопросом.
– Мочалка, венички, мыло и шампунь в предбаннике, – сообщила она.
– Не годится, – стоял на своем Федор. – Баня без женщины все равно, что брачная ночь без невесты. Собирайся, вместе попаримся. В Европе давно заведены смешанные бани. И на Руси с давних пор мужики и бабы мочалили друг другу спины. Никто из-за этого в обморок не свалился и не околел.
Вальчук колебалась, решая, дать согласие или наотрез отказаться от неприличного предложения? «Если я проявлю упрямство, то Федя обидится и забудет дорогу в мой дом. Такого завидного жениха тут же перехватит Чечуля», – размышляла Анна.
– Не бойся, если сама не захочешь, то я приставать не стану. В селе много страждущих баб. Для меня женщина – святое, уникальное создание, – признался он и ей эти слова понравились. «Культурный, сдержанный человек, – оценила она. – Иной, заросший щетиной мужик при виде голой женщины шалеет, глаза, будто у быка Демона наливаются кровью, и сразу наползает, требует сексу. А Федя ведет себя прилично, уважает мою честь и достоинство. Как такого мужчину не полюбить душой и телом. Если попросит, то охотно дам. Поработал в поте лица своего и заслужил большой благодарности»,
Анна психологически готова была уступить его вожделению, но решила не сдаваться, чтобы у Головина не возникло иллюзии о легком доступе к ее телу.
– Федя, давай для раскованности выпьем граммов по сто-двести первача? – неожиданно предложила она. – Прозрачный, словно детская слеза и горит синим пламенем.
– Не увлекаюсь, но за компанию выпью, – согласился он. Анна приготовила несколько бутербродов с салом и сыром, из хрустального графина наполнила стаканы прозрачным напитком.
– Будем здоровы! – провозгласил Головин. Выпили, закусили и отправились в баню, что в тылах подворья.
В предбаннике, обозревая атлетически сложенную, могучую и породистую фигуру Федора, Анна с восторгом произнесла:
–Аполлон, вылитый Аполлон!
– Кто твой елдарь? – уколол ее ревностным, словно рапира, взглядом.
– Скульптура такая. В учебнике по древней истории мира увидела.
– Наверное, коротышка?
– Чуть меньше тебя ростом.
– Тогда Аполлон мне в подметки не годится, – гордо изрек Головин. Она заметила на его руке татуировку из четырех синих букв СЛОН.
– Федя, странно, обычно мужчины накалывают имя любимой женщины, а у тебя животное?
– Довелось три года потрудиться в зоопарке, а потом в цирке, – сообщил он. – Помогал дрессировать слонов. Сильные и умные животные. Индусы их используют в качестве подъемных кранов и грузовиков. В древние времена слоны были вроде бронетехники, наводили панический ужас на конницу и пеших воинов.
– Ты же рисковал здоровьем и жизнью, – обеспокоилась она. – Слон мог схватить хоботом и разбить о землю.
– Не обошлось без трагедии с одним из дрессировщиков. Он ударил слона кнутом за то, что тот навалил на арене огромную кучу. Слон озверел и затоптал обидчика, – подтвердил Головин. – Но я смог обуздать его злобный нрав. Поэтому укрощение самой неприступной женщины для меня не проблема.
– Не сомневаюсь, – усмехнулась она, не отводя глаз от большого фаллоса. – Теперь понимаю, почему к тебе бабы липнут, как мухи на мед.
– Что же ты, не липнешь, ждешь особого приглашения?
– И меня хочешь укротить и покорить?
– Ты тоже не исключение, – усмехнулся он.
– Федя, чтобы понапрасну, как поется в романсе, раньше свадьбы не искушать друг друга, я, не раздеваясь, потру тебе спину. Потом, опосля тебя, отдельно покупаюсь, попарюсь.
– Это, еще что за фокусы-покусы? Не баня, а порнография, – возмутился Головин. – Анюта, не ломай комедию, не зли меня. Было бы тебе лет пятнадцать-шестнадцать, тогда другое дело, а то ведь уже давно женщина, дочку не от святого духа родила. Живой организм, плоть требуют разрядки.
Федор пристально глядел на нее водянисто-серыми глазами, будто гипнотизируя. Она слышала его вкрадчиво-усыпляющий и тягучий, словно мед, голос:
– Анюта, голубушка, хорошенько подумай и сама поймешь, что я сто раз прав. Глупо, особенно в наши зрелые годы, отказывать себе в земных наслаждениях и радостях. На том свете они не предвидятся. Зачем беречь и холить тело, эту временную оболочку, скорлупу для души, если оно все равно, рано или поздно сгниет, превратиться в корм для червей? Не могу понять мотивы недотрог, старых дев, обрекших себя на серое прозябание из-за сомнительных и нелепых принципов целомудрия и непорочности. Считаю, что порочны, дефектны именно те, кто перечит законам природы, кто не производит на свет себе подобных существ.