Праведник

— Так точно, ваше превосходительство.

— Что с маньяком?

— Портрет размножен и разослан по всем отделениям и постам.

— Портрет… — Дмитрий Васильевич дернул ящик стола и вынул оттуда отпечаток фоторобота, полученный им два дня назад. — Ты думаешь, этот пацан имеет что-то общее с убийцей?

— Так утверждает писатель Борин. Он видел его своими глазами…

— Да, я знаю. Борин. Я читал его книги. Он самый ненормальный из всех наших писателей. У меня большие сомнения на этот счет. К тому же лицо на портрете кажется мне знакомым. Ладно, черт с ним! Будем надеяться на лучшее. Что еще?

— Обстоятельства гибели Дарьи Лесковой расследуются тщательнейшим образом. Я считаю своим долгом доложить, что отношение к этому делу советника канцелярии вашего превосходительства может послужить поводом для всевозможных сплетен, что в настоящий момент крайне нежелательно. Господин Прыгунов ведет себя неосторожно.

— Мерзавец! — в адрес Прыгунова выругался Дмитрий Васильевич. — Я разберусь с ним. Сегодня же. Все у тебя, Акакий Федорович?

— Так точно, ваше превосходительство. Разрешите идти?

— Иди. И держи меня в курсе всех событий. Весь день. Докладывай каждые полчаса. Если понадобится, то чаще. Иди.

Акакий Федорович поднялся и бодрой походкой направился в дверям.

— Слушай, Акакий, — вдруг окликнул его генерал-губернатор. — А не послать ли нам все это к чертовой матери?

— Не понимаю вас? — остановившись в дверях и обернувшись, растерянно ответил начальник полиции.

— Не понимаешь? Ну ладно. Там видно будет. Иди.

Прошел час после ухода полицмейстера. За это время Дмитрий Васильевич пытался снова читать газеты, биржевой бюллетень, еще какие-то бумаги, лежавшие у него на столе, однако сосредоточиться ни на чем не мог. Раздражение его было настолько велико, что ничего не лезло в голову, все мешалось и путалось перед глазами. Он решился позавтракать, но аппетит также не пришел к нему, и человек унес кушанья почти нетронутыми. Наконец Савелий Евстигнеевич доложил:

— Их высокородие, статский советник Прыгунов прибыли-с.

Буря негодования поднялась в душе генерал-губернатора:

— А, пришел! Ну-ка быстро его сюда!

Но едва появился сам Вадим Никитович, гнев господина Савельева мгновенно улетучился.

Прыгунов, шатаясь, прошел несколько шагов и рухнул в первое попавшееся ему кресло. Вид его был совершенно жалок. Лицо казалось очень и очень болезненным: бледное до зелени и раздутое так, что от глаз остались лишь узкие щели. Всего его била частая дрожь.

— Что с тобой, Вадим? — растерянно спросил Дмитрий Васильевич.

Прыгунов не ответил. Он сидел теперь неподвижно, обхватив растрепанную голову руками и уставившись в пол.

— Ты что, пьешь беспробудно что ли?

Снова ответа не последовало.

— Да отвечай же! Болен ты или что с тобой, черт возьми?

— Я виноват, — наконец отрешенно проговорил Вадим Никитович. — Виноват, виноват…

— Виноват, виноват, — повторил генерал-губернатор, — в чем ты виноват, в чем?

— Я во всем виноват… Я… Она… Во всем…

Дмитрий Васильевич поднялся из-за стола, подошел к Прыгунову и резко тряхнул его за плечо. Вадим Никитович поднял голову, и тут же сильный запах алкоголя шибанул в нос генерал-губернатору. Гнев его вспыхнул с новой силой.

— Так! — закричал он так, что Прыгунов вздрогнул. — Даю ровно сутки, чтобы ты привел себя в порядок! Сутки — не больше, понял? Далее рапорт и все как положено! Завтра утром ты у меня! Понял — нет, я тебя спрашиваю?

— По… понял, — промямлил Прыгунов, блуждая глазами и точно не понимая, что от него требуется.

— Встать! — взревел Дмитрий Васильевич.

Прыгунов испуганно посмотрел на начальника и медленно поднялся.

— Вон отсюда! Савелий!

— Слушаю-с.

— Ты что, не видел, что он пьян, как скотина? Уведи его!

— Слушаю-с.

Савелий подошел и взял Прыгунова под руку:

— Пойдемте, Вадим Никитович, — сказал он и вывел спотыкающегося, боязливо оглядывающегося статского советника из канцелярии.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ ПОХОРОНЫ

Утром следующего дня состоялись похороны Дарьи Лесковой.

Алексей Борисович Борин заранее пришел к подъезду клуба «Возрожденный Пегас», откуда в назначенный час был вынесен гроб с телом.

Прошла короткая церемония прощания. Все было очень хорошо организовано. Какие-то незнакомые писателю люди скорбно выступали, подносили живые цветы и венки, молчали и плакали. Затем гроб поместили на большой катафалк, заиграла музыка, и процессия, выстроившись, тронулась к центру города, где ожидался траурный митинг, посвященный памяти погибшей поэтессы.