Сейчас в России оправдывают меньше одного процента людей. Даже в годы репрессий 37-го, 38-го годов было восемь-девять процентов, то есть в десять раз больше. А все потому, что вся наша так называемая правоохранительная система, уголовно-процессуальная система направлена не на выяснение истины и полных обстоятельств совершенного преступления или происшествия, а на осуждение человека любыми средствами, способами. Оно донельзя формализовано. И, конечно, проще осудить кого-то, наказать кого-то, особенно тех, кто не может постоять за свои права, у кого нет каких-то знакомств. А если вдруг суд оправдает человека, то всех – прокурора, следователя – ждут бесчисленные проверки, как же они смогли такое допустить. Потом наказание, естественно. В таких условиях затюканные следователи будут делать все, чтобы их дело было направлено в суд, и человек был осужден. Писать в протоколах совершенно не то, что говорит допрашиваемый, а то, что нужно следствию – авось, никто не заметит, и допрашиваемый не поймет.
А следователи в прокуратуре, Следственном комитете сейчас, если честно, действительно, затюканные. Они завалены разными планами, статистическими карточками, указаниями, прочими не нужными абсолютно бумажками для следствия. По закону фактически следователь – лицо самостоятельное, а на деле он просто клерк, который выполняет приказы руководства. Сейчас на каждого следователя у нас один-два руководителя. Они дают ценные указания, требуют, проверяют. Когда нам вникать в действительные обстоятельства, причины преступления? Конечно же, никаких выходных, компенсаций за переработку – даже не заикайтесь.
Вот и бегут из следствия офицеры, даже несмотря на высокие зарплаты, которые, кстати, и всем же ставят в вину – дескать, вы столько получаете, должны жить здесь на работе. Следователей вынуждают самообслуживать себя, покупать компьютеры, оргтехнику, бумагу для работы. Вот у нас в Сочи за год разными путями фактически сбежали четверо опытных сотрудников. На смену им приходит молодежь, которая сама уже через год, даже через несколько месяцев теряет остатки романтики, интереса и просто-напросто готова сбежать.
Вроде бы всемогущая прокуратура, в частности военная прокуратура, тоже превратилась в огромный бюрократический барьер. За год нескольким сотрудникам нужно провести сотни обязательных проверок, исполнить сотни контрольных заданий, доложить, отрапортовать о результатах. Это нереально. Поэтому за редким исключением все проводится формально, на бумаге, только для доклада. На большинство реальных обращений люди поэтому получают отписки. Ведь прокурорским некогда заниматься чьими-то мелочными проблемами, а за любую отписку можно поставить себе плюсик: жалоба рассмотрена. Причем абсурд: офицеры пишут об одном, обращаются об одном, а им в ответ твердится абсолютно другое, разговор просто ни о чем.
В том же Новороссийске обыкновенный старший лейтенант пишет в военную прокуратуру о фактах по злоупотреблению при распределении квартир командованием. О том, что командиры получают на себя ничем не оправданное жилье. А две прокуратуры никак не могут разобраться, кто же из них должен этим заняться. Естественно, пока они разбирались, возмущенный командир установил офицеру оклад в три тысячи в месяц, возбудил уголовное дело, добился возбуждения. Ну и, конечно, простого лейтенанта проще осудить, тем более если командир, генерал или полковник, настаивает. Сразу по приказу нашлись свидетели, фальсифицировались документы, а суд доводы защиты даже проверять особо не стал. Экспертизу по сомнительным документам так и не назначили. Конечно, ведь командир настаивает…
У нас в Сочи офицер погранслужбы, ФСБ, чтобы получить заслуженную квартиру, месяц голодает. И только после этого получает квартиру, жилье. А на судебное решение от 2005 года с требованием предоставить ему жилье всем наплевать. Это уже в порядке вещей – судебные решения, не исполняемые годами. Вообще сложилась дикая ситуация, когда по всей стране офицеры, сотни, тысячи офицеров, контрактников, прапорщиков вынуждены обивать пороги судов, службы судебных приставов, прокуратуры, прочих учреждений. Защитники как бы народа сами ищут и не находят защиты, механизма защиты никакого нет. А как только ты обратился в суд или к вышестоящему командиру, значит, ты – предатель, значит, жди давления, угроз, увольнения по плохой статье. И уповаешь, в конце концов, если сможешь вытерпеть, или на Верховный суд, либо на Европейский. А на местные – гарнизонные, окружные суды уже и надежды нет никакой.
А все только потому, что государство не желает выполнять своих гарантий. Например, 80–90 процентов пограничников сейчас в Сочи без жилья. Все ждут, терпят, слушают обещания. Зато в это время у кого-то уже выросли дети, кто-то умер, кто-то покончил с собой, вот очередь и сокращается постепенно. Глядишь, через 20–30 лет она и сама рассосется, можно уже никому и не давать квартиры.
Я считаю, что правоохранительная, вся управленческая структура должна быть максимально прозрачной сверху донизу. А отчитываться хоть сыщики, хоть прокуроры, судьи должны не перед начальством, а напрямую перед народом. Есть множество способов, в том числе и с привлечением средств массовой информации. Отчитываться должны и о своем материальном положении, о результатах своей работы, о реальных устраненных нарушениях закона. Тогда будет доверие к госструктурам, к правоохранительным органам, к той же милиции, прокуратуре. Каждый гражданин, военнослужащий, милиционер, судья должен быть вправе открыто критиковать собственных начальников и структуры власти в целом без боязни за последующие репрессии.
Необходимо искоренить страх судей, следователей, прокуроров перед оправданием невиновных людей и на деле трактовать все сомнения в пользу обвиняемого, а не наоборот, как сейчас. Необходимо добиваться, чтобы правоохранители судили других действительно по совести, а не по указаниям или планам свыше.
Товарищи офицеры, граждане, я призываю каждого к неравнодушию, к честности, прежде всего, перед самим собой. Поддержите инициативу простых сотрудников милиции, слова Президента России о борьбе с коррупцией. Прежде всего дракона надо убить в самом себе, здесь и сейчас. Спасибо».