Правда выбора

– Что?! – рассердился Похабов и махнул плетью, – ты кого винить?.. кого?.. Сам от государевой службы, повинностей бегал, в охочих отсиживался, и тем взялся попрекать?!

Лет десять назад было то, о чем говорили про Ослопа. Того лиходея Похабов, пожалуй, и к себе бы взял. А этот жалкий человек с острым черным лицом, в инородческом платье ничего уже не стоил, только раздражал зря и назойливо добивался сыска, которого приказчик хотел избежать.

Игнат поднял подбородок, ноги его подломились, и он упал на колени, весь прямой как палка, с лицом, дрожащим от горя и обиды. Утки в безвольных руках ткнулись в пыль.

Похабов снова поморщился:

– Как ты сказал, так татары делают. Не иначе они налетели. По ним сыск проведут. На Зоба ябеды21 не говори, – он пошел в ворота, услужливо распахнутые дворней, которая с изумлением уже смотрела на Игната и ждала, чем все закончится. В створе ворот обернулся, смягчился, – Новый закон теперь22. Приведешь сюда ко мне Зоба, да послухов какие под присягой твои слова покажут, будет тебе правеж.

Похабов бросил еще один суровый взгляд на просителя и поднял зажатую в кулаке плеть:

– Но извет23 на меня сочинишь, руку отрублю, кнутом до смерти забью!

Ворота захлопнулись. Игнат остался перед ними на коленях, безвольно опустив руки, и едва шевеля губами:

– Христом богом молю, Христом богом…

– В четыре дня дошел? На волок, да потом еще волоком? – Фрол Семенов, подьячий съезжей избы24 Енисейска, поставил на стол миски и кружки.

Был он высокий, слегка сутулый, но крепкий, как большинство сибирских служилых. Возрастом лет на десять моложе Игната, однако бороду уже имел с легкой проседью. Потрепанный и вытертый стрелецкий кафтан он старался носить с некоторой лихостью. Да и во взгляде было что-то шальное, что выделяло подьячего среди обычных чернильных крючков. Приняв Игната в съезжей избе, он не чинясь зазвал его на свой двор, повечерять и остановиться до утра. Грязная одежда и запах просителя нисколько не смущали. В его холостяцкой избе было не особенно чисто.

– Только шел, не ночевал вовсе? – Фрол добавил на стол вчерашнюю лепешку и кувшин кваса, с основательностью утвердил в середке поднесенную Игнатом копченую утку.

Игнат только неопределенно мотнул головой, грузно сидя на лавке за столом.

– Вот тебя… – хмыкнул Фрол, но осекся под взглядом гостя, – да, верно…

Подьячий снял с пояса нож, надрезал и разломил птицу пополам:

– Когда ж успел закоптить дичь-то?

– Пока побитых хоронил, – тяжело пошевелился Игнат.

– На погребальном костре коптил? – ахнул Фрол и отпрянул от утки.

– Остяков в земле сложил, их обычаем. Не жег, – покачал головой Игнат, – на костер рябины срезал. Все одно кругом ходил, следы смотрел.

Фрол отломил ломоть мяса, понюхал, улыбнулся:

– Верно, рябина, – попробовал, добавил, – Хороша!

Взял себе сразу половину утки, уселся напротив, ожидая рассказа. Игнат, не трогая еды отвечал скупо:

– В лесу паленый фитиль от пищали25 нашел, следы сапог. Засадой там сели. Остальные с реки подошли. Человек с десяток, сколько есть у Зоба. С реки налетели, погнали. Потом из леса ударили, никто не ушел.

Фрол ел птицу, жевал лепешку, запивал квасом, но смотрел внимательно, не перебивал.

– Мужчин, стариков и мою Марусю с детьми на стойбище побили. Женок и других детей в лесу нашел. Там их посекли и ветками закидали – спрятали, – закончил Игнат.

– Ежели бы ты их не нашел, похоже стало бы, что татары их ясырями26 взяли и с собой увели, – покивал Фрол, подумал и добавил, – Как ты своих признал, если их пожгли?

– Одежа. Маруся им шила на русский обычай.

– Стало, твоих Зоб в стойбище оставил, для тебя знаком. Дескать, полезешь к нему, и тебя такая же судьба ждет, – заключил Фрол, – рассудительный какой!

– До того, недели три как, он со своими приходил, мы только на котцы спустились, – добавил Игнат, – предлагал тестю, князцу, к Зобу в слободу при Маковском перебираться. А угодья отдать. Тесть отказал – родовые земли все-таки. Зоб осерчал, грозился вернуться.

Фрол снова покивал:

– Вернулся, подлец.

– Кабы знать, дал бы господь! Не ходил бы на озера за дичью! – Игнат схватил себя за вихор, потом за бороду, дернул.

– И сейчас сам бы там лежал, – договорил Фрол. – Григорий Зоб в большой силе сейчас.

Игнат молчал, пусто глядя перед собой.

– При Болкошине27 он уже вольно себя вел, как тот помер, и Маковский без приказчика остался, вовсе над собой власти не видел, – рассуждал Фрол, – ты в лесу может не слышал, кроме ватаги промышленников28, все плотницкое дело на волоке под ним, и лодейное, и санное. Да амбары перекладные держит и вино29 тайком курит. Похабова встретил, говорят, хлебом-солью три дня угощал. Теперь, видишь, Похабов в его дела почти не мешается, только здесь мзду принимает. Должно быть, и долю имеет с зобовских затей?

– К воеводе пойти? – с надеждой спросил Игнат.

– Не зная погоды, не ходи к воеводе, – горько усмехнулся Фрол.

– А закон? Что за закон новый теперь? – не сдавался Игнат.

– Воевода Пашков30 с собой привез. В съезжей избе у меня видел большую книгу в тяжелом окладе? Закон.