Практика в преисподней

В дверь стукнули и тут же вошли. Юлка, держа в руках прикрытую тарелку, из которой очень аппетитно пахло блинчиками, застыла на пороге. Фонтей весь подобрался, и от его расслабленности не осталось и следа. Он старательно отводил от Жавуриной взгляд, а она поступала точно так же. Что-то здесь нечисто. Так могут себя вести или глупцы (коими никто из них не являлся), или влюбленные. А вот это уже было похоже на правду.

— Я, кажется не вовремя. Зайду к тебя позже, Ксю, — отмерла Юлка.

— Зачем же позже, Юлия, — поднялся Фонтей, надевая на лицо непроницаемую маску. — Я уже ухожу. Присаживайтесь!

Он любезно пододвинул ей стул, но Жавурина проигнорировала его жест.

— До встречи, — холодно попрощался Элазар и покинул палату.

Юлка выдохнула и уселась на стул, который ранее ей настойчиво предлагали. Теплую тарелку она водрузила на мои колени и велела:

— Ешь! С творогом, как ты любишь. Знаю я, как в этих больницах кормят, хоть в магических, хоть в человеческих.

Блинчики у нее всегда получались превосходные. Тонкие, ажурные, во рту таяли! Всегда была большая вероятность переесть, потому что остановиться вовремя просто не хватало сил. После целительских протертостей мне они показались амброзией — нектаром богов. Первый проскользнул незаметно, а вот уже размахивая вторым, я почти приказала ей:

— Рассказывай!

— О чем? — бесцветно откликнулась Жавурина.

— Что такого совершил Элазар, что ты на него так смертельно обиделась?

— Что? — удивленно спросила она. — На него? Да я на себя зла до чертиков! Места себе не нахожу! Кремер пострадал, ты чуть не погибла и все из-за того, что одна глупая девица мечтала о романтике, вместо того, чтобы думать о деле!

Ой… Такой тирады я не ожидала, поэтому так и застыла с не донесенным до рта блином.

— Что? — снова спросила она. — Рассказать про свой позор?

И я отчаянно закивала, потому что сказать сейчас, определенно, ничего не могла.

— Ну, слушай. Надо же выговориться. Надоело все в себе держать.

Она подскочила и нервно заходила по палате, я же куснула блин и чуть не подавилась, когда Юлка начала говорить.

— Мне нравится твой дед, Соколова. Сильно. Нет… Не так. Я влюбилась, Ксю! Втырилась, залипла, как малолетка! Мне башню снесло! Я спокойно есть не могла, спать, дышать с тех пор, как он появился. Хмм… Ну не прям сразу, как увидела. Все же то недоразумение в сиреневых рюшах у меня больше смех вызывало, а не влюбленность, но потом все изменилось. Все! Помнишь, что я тебе сказала, когда мы только познакомились?

Я судорожно сглотнула едва прожеванный блин и вопросительно взглянула на Юлку. Чего только не говорила! Пойди-пойми, что она сейчас имеет в виду.

— Я сказала, что муж мне не нужен, а сюда я пришла за ожившей сказкой. Так вот Фонтей стал ее воплощением. Чем больше я понимала, что рядом с таким мужчиной всегда будут происходить самые удивительные вещи, тем больше меня к нему тянуло. Ты знаешь, Ксю, я очень наблюдательная. И казалось, что Элазар тоже имеет на меня виды. Пусть не любовь им движет, а чисто мужской интерес, но он был! Я же видела, как Фонтей смотрел на мою грудь, как провожал меня взглядом. Ведь мне не показалось, нет?

Она очень внимательно посмотрела на меня. И какой, интересно, ответ ждала? Я убрала остатки блина в тарелку. Все равно сейчас не смогу проглотить и кусочка.

— Вот и я думаю — не показалось! А когда он мне кольцо подарил, я лишь для вида удивилась. Знала же из твоих рассказов, что он действия своих учеников не одобряет. Мне хотелось верить, что его кольцо — это символ чувств, которые он ко мне испытывает. И я сняла его с пальца, чтобы хранить ближе к сердцу. А потом оказалось… Оказалось… — и Юлка всхлипнула.

Нет, ребята! Плачущая Жавурина — это, я вам скажу, перебор. Моя психика не железная и еще после эллинов не восстановилась.

— И что оказалось-то? Что? — спросила я. Сейчас главное — не дать ей зациклиться на своем мнимом горе. Тем более и горя-то никакого нет. Так, одна ерунда надуманная.

— Оказалось, что никаких чувств у него нет, а кольцо — вовсе не символ его любви, а обычный защитный маячок, чтобы нас контролировать. Знай я об этом раньше, ни за что не повела бы себя, как полная идиотка, и не подвела бы всех нас! Никогда себе не прощу, что пошла на поводу у своих чувств! Вот теперь можешь…

— Могу что? — не поняла я.

— Можешь начинать меня ненавидеть!

От удивления я могла только глупо таращиться на нее, а вовсе не ненавидеть. Хотя, признаться по правде, обозвать ее очень хотелось. И «идиотка» не самое грубое, что пришло мне на ум в ту минуту. Но стоит ли пинать упавшего? Тем более она сама расстроилась не меньше.

— Жавурина… — тихо сказала я.

— Что? — вскинулась Юлка и с вызовом на меня посмотрела.

— Ну, ты и дура, Жавурина! — сообщила ей непреложную истину.

— Поясни!