Практик

— Перечисляю слева направо. Карпинская Юлия Сергеевна — моя любовница, уже бывшая. Иннокентий Легкоступ, отчества не знаю, — подельник, но это тоже в прошлом. — Я ощутил, как разом сгустилось в кабинете напряжение, и обратился к Горскому. — Думал, здесь все с допуском! Нет разве?

— Продолжай! — разрешил тот, но в его голосе мне почудилось предостережение.

— Итак, Иннокентий Легкоступ — просто хороший знакомый. Василь Спиридонович Короста — мой друг. Мария Короста, опять же отчества не знаю, — его жена. Я ответил на ваш вопрос, товарищ майор?

— Вполне, — подтвердил майор и убрал в папку фотокарточку, на заднем фоне которой виднелся Ридзинский оперный театр. — Когда и при каких обстоятельствах вы последний раз общались с гражданином Коростой?

Я повернулся к Городцу.

— Товарищ полковник, а у наших коллег точно есть допуск к этой информации?

— Не паясничай! — потребовал Георгий Иванович, достал носовой платок и промокнул покрывшееся испариной лицо. — Разумеется, у них такого допуска нет. К чему бы тогда были эти расспросы?

Горский хмыкнул, Городец ответил ему прямым взглядом. Как видно, отношения у них были не ахти — меня из-за явственных искажений энергетического фона так и перетряхнуло. Тем не менее, я со всей решительность произнёс:

— Не имею возможности ответить на этот вопрос.

Евгений Олегович немного помолчал, потом спросил о другом:

— Каким образом гражданин Короста получил в своё распоряжение паспорта, изготовленные для вас по заказу комиссариата иностранных дел?

— А он их получил? — удивился я, но решил не переигрывать и пояснил: — Некоторое время назад Василь попросил ссудить ему денег, наличных у меня при себе не было, вот я и дал ему ключ от банковской ячейки, где хранил сбережения. Должно быть, выложил туда паспорта, когда вернулся в республику. Наверное, так. В связи с большой кровопотерей и контузией, боюсь, не всегда отдавал себе отчёта в своих действиях. Но ведь ничего непоправимого не произошло?

Горский тяжело вздохнул, и меня едва не качнуло. Щиты затрещали, с трудом удалось удержать их под контролем.

— Господа! — негромко, но как-то очень уж веско произнёс Леонтий Игнатьевич. — Прошу оставить нас с Петром Сергеевичем наедине. Думаю, так мы быстрее найдём общий язык.

Как мне показалось, и майор, и Городец покинули кабинет с превеликой охотой. Во взгляде последнего ещё и промелькнуло что-то вроде «сам теперь выпутывайся».

— Садись поближе, — предложил Горский и самую малость подался вперёд, но тут же замер на месте, узловатые пальцы стиснули серебряную рукоять упёртой в пол трости. — Как практик ты, Пётр, вполне состоялся. Орденов уже больше, чем у меня. — Он сухо и скупо усмехнулся и смежил веки, чуток качнул головой. — Но добиться от человека нужного тебе поступка несказанно сложнее, нежели просто его убить. Манипулировать человеком нужно так, чтобы он сам приложил все силы, дабы воплотить в жизнь задуманное тобой. С паспортами ты сработал слишком грубо…

Я выдержал взгляд бездонно-чёрных глаз, и упрямо мотнул головой.

— В самый раз! Просто хотел, чтобы возникли сомнения в момент принятия решения о ликвидации Коросты, как перебежчика.

Горский медленно-медленно моргнул и вдруг спросил:

— О Марии Коросте что скажешь?

— Не глупа, но и звёзд с неба не хватает. В меру амбициозна, своего точно не упустит. Нравится мужчинам. Скорее беспринципна, чем готова на жертвы ради идеи. Ведома. Без жёсткого контроля может поддаться разлагающему влиянию буржуазной морали. Не уверен, что способна долгое время жить в условиях постоянной угрозы разоблачения.

Леонтий Игнатьевич тяжело вздохнул, и энергетический фон вновь колыхнулся, будто старик втянул в себя чистую энергию, а не воздух.

— Ты ведь понимаешь, что своим финтом с Коростой загубил серьёзную операцию внедрения?

— Не вашу, — парировал я. — И как бы ещё не скомпрометированную на стадии планирования.

— Мне до подковёрных игрищ дела нет! — отрезал Горский. — А повела девчонка себя вполне грамотно. Запросила убежище, начала заводить знакомства с нужными людьми… И тут как снег на голову свалился её благоверный! Два бывших сотрудника РКВД, оба приговорены к расстрелу, оба сбежали в Ридзин. Право слово, это уже какой-то водевиль!

Я едва ли не физически ощущал переполнявшее собеседника раздражение, меня даже чуток потряхивать начало, но виду не подал и сказал:

— А Василя и не нужно никуда внедрять. Пусть живёт себе спокойно и врастает в местное сообщество. Ну или можно его вернуть — обвинения-то из пальца высосаны. Нет в его действиях состава преступления.

— Какие вводные ты ему дал?

— Не совершать резких движений и мостов за собой не жечь. Отмывать деньги и ждать.

— Даже так? Не весь куш Гашке сдал?

— Там совсем уж горячие деньги остались. Всего сто двадцать пять тысяч.

Леонтий Игнатьевич закрыл глаза и откинулся на спинку стула.

— Иди! Городцу передай, что я подумаю над его просьбой.

Я поднялся со стула, переборол неуверенность и сказал:

— Разрешите вопрос?

— Попробуй, — сказал Горский, не открывая глаз.

— Юлия Карпинская. Она какое отношение ко всему этому имеет?