Прах и безмолвие

— Потому что я не могла отпустить маму одну. Она тоже верущая, как и он. Во всяком случае, она давно уже отказалась от попыток думать иначе, чем он. Но ходить и орать лозунги при народе не для нее. Ей куда больше подходит сидеть дома и никому не мешать. Я не могу не пустить ее, если он приказал идти, но я могу пойти с ней, чтобы он не слишком сильно ею помыкал.

— Понимаю. А плакат?

— А, это? Мама сказала правильно, я всегда хорошо рисовала. Могла бы поступить учиться, если бы только… ну, как бы там ни было, я знала, что, если не напишу что-нибудь хоть мало-мальски пристойное, папа появится там с куском фанеры, на которой белилами будет намалевано: «Смерть Папе Римскому!»

Паско рассмеялся.

— Ваш папа принял приглашение Чанг?

— Да, принял. Я тоже ходила. Если бы я не пошла, он бы маму с собой потащил.

Но на этот раз названная ею причина — желание защитить мать — прозвучала неубедительно.

— И как все прошло?

— Она была бесподобна! — воскликнула девушка с искренним восхищением. — Она усадила его и стала просто рассказывать о мистериях, о том, что ничего папистского в них нет, что в действительности это был способ выражения простым народом своего отношения к религии, что таким образом простые люди отнимали веру у священников, которые ее себе присвоили, и рассказывали о Боге своими собственными словами. Она говорила, что думала, и не старалась сделать так, чтобы он почувствовал себя невежественным или что-то в этом роде. А когда говорил он, она в самом деле его слушала, как будто он говорил что-то важное. Она правда была великолепна!

Паско про себя улыбнулся. Ему не надо было рассказывать о том, на каких струнах души играла чаровница.

— А вам она сказала что-нибудь?

— Так, кое-что. Отцу надо было возвращаться сюда, а мы поболтали еще немного. Она спросила, не хочу ли я сделать афишу к мистериям. Я сказала, что могла бы.

— А ваш отец одобрит? — задал он провокационный вопрос.

— Какое это имеет значение? В любом случае он ушел вполне довольный, — ответила она с презрением, которое один новообращенный чувствует к другому. — Ну, мне пора идти. Я пришла, только чтобы принести рабочим зарплату, а пока папа ее будет выдавать, мне надо сделать много покупок.

— Им платят наличными? — нахмурился Паско.

— Наличными, когда вообще платят. А вам-то что? — зло добавила она, по-видимому раскаиваясь в своей болтливости.

— Молоденькие женщины, которые носят из банка деньги для зарплаты рабочим, — легкая добыча для преступников, — сказал Паско. — А что значит «когда вообще платят»?

— Ничего. Была проблема с наличными, а теперь ее не стало.

Паско решил, что пришло время для булавочных уколов в стиле Дэлзиела.

— В связи со смертью миссис Свайн? Но еще много времени пройдет, пока определят подлинность ее завещания.

— Может, и так. Но банк, должно быть, считает, что все в порядке.

— А вы как считаете, миссис Эпплярд?

— Мне-то какая разница? — ответила она безразлично. — Но, раз он гуляет на свободе, значит, вы не собираетесь его привлекать по-серьезному.

Разговаривая с Паско, она смотрела через его плечо, и вдруг былая оживленность покинула ее лицо. Паско обернулся и увидел, что Свайн и Стринджер вместе вышли со стоянки и остановились, поглощенные разговором. Свайн похлопал Стринджера по плечу, по всей видимости ободряя его, и ушел. Стринджер посмотрел ему вслед, затем повернулся, чтобы направиться к стоянке, и только тогда заметил свою дочь.

Он подошел к ним.

— Добрый вечер, мистер Стринджер, — поздоровался с ним Паско.

Тот кивнул в ответ, а потом обратился к дочери:

— Готова? Тогда пошли. Не хватало, чтобы твоя мать еще и весь вечер просидела с мальчонкой.

Значит, есть ребенок. А муж?

— Я же тебе говорила, мне надо кое-что купить, — сказала она.

— А ты еще не купила? Господи, как замечательно, наверное, иметь возможность тратить жизнь на то, чтобы трепать языком.

Пристальный, неодобрительный взгляд его голубых глаз не вставлял сомнений, что Паско был тоже причислен к этой категории людей.

Его дочь бросила на ходу:

— Я на минутку, — и пошла вдоль по тротуару.

— Кажется, мы скоро сможем снова пользоваться нашей стоянкой, — вежливо обратился к подрядчику Паско.

— Что? А, да. Мы почти закончили.

— А потом? Есть еще работа, пока погода позволяет?

От этих слов Стринджер почему-то взорвался.

— Я не какой-нибудь каменщик, — заявил он, — я полноправный партнер!

— Даже в таком случае вам все равно нужно работать, чтобы получать какую-то прибыль.

— Прорвемся. А вам-то что за дело, если уж на то пошло?

— Просто вежливое проявление сочувственного интереса, мистер Стринджер.

— Полицейская привычка совать нос в чужие дела. Да подавитесь вы своим сочувствием! Я всегда справлялся один без посторонней помощи.

— Я уверен в этом. Вы, должно быть, гордитесь, что у вас внук. Сколько ему?

— Скоро два, — сказал Стринджер. — Ничего себе пацан.

Это смахивало на хвастовство, если подобная человеческая слабость вообще была ведома этому человеку.