– Нет, – сказал он. – Ничего подобного. Мы демонтировали наше оборудование сразу же после окончания записи. Все упаковали и опечатали под моим руководством. После 22:45 не осталось ничего, что могло бы получать информацию.
– Насколько ты уверен в этом?
Гуннар Антонссон даже вспотел от раздражения.
– Все камеры, микрофоны, передатчики были сложены в цинковые ящики и убраны в грузовой отсек. Ни во дворце, ни в самом автобусе не осталось ни единого электронного прибора, способного воспринимать или зарегистрировать хоть какой-то звук.
Прокурорша внимательно посмотрела на него, она явно сомневалась. В попытке убедить ее он заговорил снова, слова полились рекой, наталкиваясь друг на друга.
– Я упаковывал все это пятьсот тридцать раз и никогда ничего не забывал. Вчера в 08:00 мы должны были уехать отсюда. Единственно осталось закрыть боковую стенку…
Гуннар замолчал, поднялся и подошел к окну, окинул взглядом свой автобус.
Подумать только, какие возможности открывались в деле подготовки программ с помощью новой техники, и не только в плане доведения их до совершенства, но и нанесения им непоправимого вреда. В цифровую эпоху, когда и звук, и изображение хранились на жестком диске вместо старой ленты, появлялась возможность делать самые невероятные трюки, и одновременно мгновенно разрушить результат работы множества людей. Поврежденную ленту мог склеить кто угодно. А сейчас одному безумцу не составляло труда уничтожить целую серию программ просто благодаря вирусу, созданному, например, где-то далеко в Японии. Сам он предпочитал перестраховываться. Обычно никого ничто не заботило, он знал, что его усилия никто не оценит до тех пор, пока не наступит тот день, когда беда случится с компьютерами. Тогда все будут рвать на себе волосы и проклинать главным образом технику, но и его тоже. Но не Мишель. Она всегда спрашивала, остался ли материала еще и на ленте. А потом он вместе с ней просматривал результат, рассказывал, объяснял.
Прокурорша также поднялась, встала позади него, близко, она была красивой и высокой.
– Комиссар хочет переговорить с тобой еще раз, – сообщила она, – больше с нашей стороны нет никаких пожеланий.
Гуннар повернулся, почувствовал запах ее духов.
– Что? – спросил он.
– Ты сможешь поехать домой, – сказала она.
– Но, – сказал Антонссон, – как же автобус? У меня же нет машины.
Прокурорша улыбнулась ему натужно:
– Тебя, пожалуй, кто-нибудь сможет подвезти, или вызови такси.
Гуннар еще какое-то время стоял и таращился на закрытую дверь, когда она ушла, пытался понять, что означал ее визит.
Во-первых, он мог получить автобус назад в начале следующей недели. Работу в Дании, скорее всего, удастся спасти.
Во-вторых, ему разрешали уехать отсюда. Выходит, его не подозревали в убийстве.
Когда он осознал и то и другое, у него как камень с души упал.
Анника забрала у Берит редакционный автомобиль около чрезмерно большого для такого местечка железнодорожного вокзала Флена, построенного в качестве представительского остановочного пункта для гостей принца Вильгельма на пути в Стенхаммарский дворец. Не имело никакого смысла им обеим оставаться и целый день ждать свидетелей в Икстахольме. Подобно трупу кое-какие другие составляющие всей истории уже переместили в Стокгольм. А именно что касается Джона Эссекса, судебно-медицинского исследования, скорби всей индустрии развлечений Швеции и тому подобного. Поскольку Анника хорошо знала место убийства, такое разделение труда было естественным. Она взяла на себя Флен, а Берит на поезде отправилась в редакцию.
– Страсти там наверняка улеглись, – сказала Берит в качестве утешения, прежде чем вылезла из машины.
Она оказалась права. Шлагбаум, ранее стоявший у въезда на территорию дворца, исчез, то же самое касалось полицейских, охранявших ее периметр. Анника смогла проехать до самой парковки. Дворцовый холм, здания и парк по-прежнему оставались огороженными специальной лентой, но журналисты свободно перемещались вокруг Конюшни, теплицы и построек на «материковой» части. Бертиль Странд уже находился там, плюс репортер и фотограф из «Конкурента», а также люди с государственного телевидения. Всего набиралось три команды, что выглядело вполне приемлемо. Охотиться за свидетелями было не самым приятным занятием, а теснота лишь ухудшила бы ситуацию.
Воздух был чистым и свежим, словно природа таким образом пыталась хоть как-то извиниться за неудобства, связанные с грозой. Прохладным, но не холодным. В солнечных лучах главное здание дворца ярко-белым пятном маячило между березами, недоступное позади медленно раскачивавшейся полицейской ленты. Анника остановилась около машины, прислонилась к багажнику, ощутила холод металла через брюки. Она могла простоять здесь целый день и ничего не пропустила бы. Всем покидавшим дворец требовалось пройти по мосту через канал, а их машины стояли вокруг нее.
Озеро Лонгшён слабо поблескивало перед ней, его поверхность еле заметно колебалась под действием легкого ветерка. Еще тонкие и прозрачные листья тихо шелестели над ее головой. Ниже парковки бродили сытые и лохматые овцы.