Также и в нем основным мотивом является борьба добра со злом. Однако здесь она представлена совсем в ином духе. В романе Булгакова ее формы – на фоне современной ему социальной и политической действительности, – все чаще принимают гротескный, даже пародийный, характер, в чем безусловно выражается особенный блеск и мастерство автора. Иначе в романе Прокофьевой. В нем борьба со злом – нечто очень серьезное, это большая, длительная и трудная работа, которая никогда не кончается, но только, по мере внутреннего развития и духовного созревания самой человеческой личности, переносится на более высокий уровень, постепенно становясь все более весомой частью общего Апокалипсиса человечества.
Тем не менее, также и в романе Прокофьевой зло, и вначале не без успеха, пытается выдать себя за добро, тем самым превращаясь в колоссальный соблазн, встающий на пути главной героини. Но, в отличие от героев Булгакова, Анна в конце концов раскрывает все козни зла, преодолевает его искушения и побеждает его одной лишь силой своей беззаветной, жертвенной
Постепенная эволюция любви Анны, становящейся, по ходу действия романа, все более сильной, целенаправленной и одухотворенной, остается, однако, как бы за кадром повествования, ибо ее подлинная сущность раскрывается и действует из духовного мира. И только там она действительно видна. Поэтому умершая Наташа говорит Анне: «Вдруг смотрю и прямо не верю – ярко горишь, всю воском залило…» (стр. 53). Мы же здесь, на земле, можем проследить постепенное становление и созревание этой любви лишь косвенно, в особенности по ее действию на окружающих: по поведению и словам Лаптя, который все больше различает в ней истинный свет бессмертной человеческой души, перечеркивающий все планы темных сил. По реакциям Андрея, чувствующего, как Анна медленно, но неотвратимо разрушает обитающее в нем демоническое начало, которое он ошибочно принимает за свое подлинное существо. Наконец, с особой силой это выступает в признании ее победы даже самими инфернальными силами, когда сам Князь тьмы вынужден отпустить бессмертную душу Андрея-донжуана из тенет преисподней. Все больше тускнеет и окончательно гаснет кристалл вожделения, потому что в своей душе Анна поборола его соблазн, соблазн чисто чувственной любви. Отныне потухший магический кристалл превращается в кристалл обыкновенной соли, годный лишь для засолки домашней капусты.
Поэтому, в конце романа, его судьба уже мало волнует Анну. «Да пропади он пропадом, этот кристалл!» (стр. 284) – говорит она. Нет, теперь ее собственное будущее уже никак не связано с судьбой магического кристалла, ставшего солью. И словно эхо из давно покинутого ею призрачного мира, доходит до нее отчаянный крик умирающего Лаптя: «Вон, вон! Вижу! Кристалл! Кому отдала кристалл, дура? Старуха его пестиком толчет, капусту солит! Вечность в капусту затолкала!..» (стр. 443).
Здесь, однако, как и во многих других местах романа, мы имеем дело с тонко зашифрованным художественным подтекстом. Ибо символику соли можно проследить назад через всю эпоху средневековой алхимии, вплоть до самих евангельских текстов (Мтф. 5,13). Поэтому превращение зеленого кристалла вожделения в чистый и совершенно прозрачный кристалл соли исполнено глубокого мистического значения. Очищенный любовью Анны, он перестает быть орудием сил зла и становится новой, ничем не замутненной субстанцией, призванной в земном мире очищать и сохранять от распада и гниения пищу, одновременно придавая ей вкус и тем самым вообще делая возможной ее потребление. А в духовно-душевном отношении – это образ чистой и ставшей совершенно прозрачной для высших, добрых Сил духовного мира души человека, какой и становится душа Анны в конце повествования. Такая душа может тогда, подобно соли в физическом мире, противодействовать всем процессам гниения и распада в душах окружающих ее людей, очищая своей любовью и добротой все, к чему она прикасается.