Андрей резко повернулся — ему показалось, что кто-то вошел в кабинет. Но никого не было — двери были закрыты. Он продолжил:
«…радостью, отдыхом, наслаждением, любовью, привязанностью, пищей, властью. Потому что я смогу купить за деньги все: радость, наслаждение, любовь, привязанность, пищу, власть, силу в еще большем количестве. Вот смысл моего бизнеса, вот смысл моей жизни.
Деньги — есть среда моего обитания. Деньги — есть мой воздух, моя пища и мое питье, моя любовь и моя страсть, моя сила и моя слабость. Деньги — есть моя жизнь. Без них она и бессмысленна, и невозможна».
Закончив молитву, Борисов встал из-за стола. Ему вспомнилась фраза одной давней подруги, которая говорила: «У каждого в голове свои тараканы». Андрей не был суеверным человеком, но лучше уж, считал он, такие тараканы. Он заметил, что молитвы помогали ему сосредотачиваться, быстрее возвращаться к делам, будто давали новые силы.
— Что у нас по плану еще? — спросил он секретаршу, нажав на спикерфон.
— Встреча с Лопатниковым. Он ждет.
— Кто такой?
— Лингвист, профессор. Он у меня в приемной.
— Пусть заходит.
— Здравствуйте, Андрей Егорович, я по поводу реформы языка. Вы, надеюсь, познакомились с документом? — спросил профессор, как только присел за стол.
— М-м, орфографии?
— Да, совершенно точно, орфографии. Осенью 2001 года, еще при бывшем президенте, мы уже ставили вопрос на повестку дня. Тогда Дума не приняла закон о языке. Сегодня, думаю, сложились подходящие условия для реформы языка.
— В чем заключаются эти условия? — с некоторой долей сарказма спросил Андрей Егорович.
— Это не первая реформа. — Профессор говорил так, как будто объяснял прописные истины нерадивому ученику начальной школы; Лопатников презирал предпринимателей и политиков, считая их недоучками и верхоглядами. — Реформу проводил Петр Первый, реформу проводили большевики в 1918-м. Реформа, менее значительная, прошла в 1956-м, став, так сказать, отражением «оттепели». Понимаете?
— Нет.
— На каждом переломном этапе страны проходила реформа языка. Она отражала изменения в общественной и повседневной жизни, в сознании людей, в реалиях быта.
— А почему вы обратились ко мне?
— Понимаете, реформа может стать коммерческим проектом. Более того, это очень выгодный коммерческий проект.
Профессор Лопатников был фанатиком своего дела и если что-то делал, то не ради денег. Вернее, не только ради денег. Он не мог примириться с тем, что людям, знавшим меньше него, работавшим меньше него, воздавалось больше, чем ему. Он считал это несправедливым. И не видел ничего предосудительного в том, что сможет наконец извлечь из своей работы материальную выгоду. Поэтому он старался любыми путями заинтересовать тех, кто мог бы способствовать реализации его идеи.
— Это — издание новых учебников, методических пособий, словарей, — все больше воодушевлялся профессор, — суперсовременных книг, компьютерных программ, изготовление вывесок наконец! Вы понимаете? Ну, и вы — отличный лоббист.
— Кажется, я начинаю понимать. Но, думаю, любой оппонент вас спросит, чем обоснована реформа языка.
— Прошу заметить, это не реформа языка, а реформа орфографии.
— Тем более. Чем же она обоснована?
— Как вам сказать, язык — живой организм. Вспомните Словарь живого великорусского языка Владимира Даля. Живого! Он развивается, этот организм. Ему нужны новые одежки. Из старых он уже вырос. Такие реформы проходят во всех цивилизованных странах.
— В языках?
— Да, во всех цивилизованных языках.
— На немецком, насколько я могу судить, — блеснул общей эрудицией Борисов, — большинство достаточно старых изданий можно читать без проблем.
— Вы знаете немецкий?
— И в английском, — поспешил продолжить Борисов, не отвечая на вопрос, потому что не знал немецкого и никакого Шиллера в оригинале не читал, — за понимание неадаптированного Шекспира я могу поручиться.
— Нет, в английском языке вопрос реформы не поднимался.
— А в каком же тогда?
— Во Франции, например, обсуждался…
— Хорошо, хорошо, я понял. Меня только смущает, что это — одноразовый проект, — нашел наконец способ Борисов отшить без грубости интеллектуала.
— Совсем нет. Реформа предусматривает несколько этапов. На первом этапе меняем орфографию. Это займет до года. На втором — выводим из письменного языка некоторые буквы, которые… славянские буквы. Такие, как Ф, Ы, твердый знак, Ю. Это тоже займет один-два года. И на третьем этапе унифицируем письменность с общепринятыми стандартами.
— С какими стандартами?
— Переходим на латиницу. То есть заменяем выведенные буквы латинскими аналогами и переозвучиваем такие, как Р, С, В.
— Интересно. — Борисов достал сигару из лежащей на столе коробки, отрезал кончик, медленно раскурил и прошелся по кабинету. — Есть одна проблема, господин Лопатников.
— Какая? — Профессор чуть не свернул шею, ловя его взгляд, — так живо он готов был выслушивать контраргументы от Борисова.