Иногда он ловил себя на желании снова сойтись с ней, чтобы потом бросить ее самому.
Как-то вечером, спустя месяц после того как Марина ушла, Илья набрал ее номер. Она узнала его и не положила трубку. Он предложил ей встретиться и поговорить.
— Где мы встретимся? — спросила она.
— Приходи ко мне.
— Нет.
— Где ты хочешь?
— Пойдем в какой-нибудь ресторан, — сказала она.
— Разве мы сможем там спокойно поговорить? — Он не хотел тратить деньги на ресторан, к тому же не мог представить, как можно объясняться во время еды.
— Конечно, сможем.
— Я хочу, чтобы мы были одни.
Они встретились в субботу в сквере у памятника Грибоедову. Ее машина притормозила в нескольких метрах от него.
Марина была в голубых джинсах и короткой замшевой куртке с меховыми отворотами.
— Привет, — сказал он, когда она подошла.
— Привет, как дела? — спросила Марина. Она улыбалась ему, как будто они не расходились и между ними никогда ничего не было. Просто как старому другу.
— Спасибо, хреново. — Он достал сигарету и наклонил голову, прикуривая. Если она сейчас тоже достанет сигарету, значит, у него будет хотя бы пять минут.
Она тоже закурила.
— Ну что? — спросила она.
— Давай пройдемся, — предложил Илья.
— Давай.
— Тебе не холодно?
— Нет, не холодно.
Они пошли по утоптанному снегу дорожки. Еще несколько затяжек, и молчание могло стать гнетущим.
— Не скучаешь? — спросил Илья.
— Зачем ты спрашиваешь…
— Ты ушла от меня, потому что прошло три месяца?
— Нет, не только поэтому.
— Почему же?
— Ты прекрасно знаешь. Проблема в тебе. — Она с грустью посмотрела на него. — Ты ни к чему не стремишься, ты готов все терпеть таким, как есть. Тебе все безразлично. И ты сам в первую очередь.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что тебе безразлично, во что ты одет, что ты ешь… Ты, наверное, вообще можешь жить без еды — на одном пиве.
— Это не самое главное. Я имею в виду, что не самое главное, во что ты одет.
— Ну, если тебе это безразлично, то это не безразлично мне. И еще мне не безразлично, как одета я и что я ем. Я хочу себе позволить одеваться так, как мне хочется.
— Одевайся.
Она готова была ответить сразу и резко, но вздохнула и сказала спокойно:
— Но я не всегда могу себе это позволить при такой жизни.
Он молчал.
— Ты принимаешь такую жизнь, а я не могу, — сказала Марина.
— Тебе нужны слава, деньги?
— Не говори глупости.
— Так тебе не нужны ни слава, ни деньги?
— Они, конечно, нужны, но… дело не в этом. Понимаешь, я женщина. Мне нужно не просто существовать. Мне нужно рожать детей, я хочу, чтобы у меня был муж, чтобы этот муж мог моих детей обеспечить. Я не хочу, чтобы они были нищими, я не хочу, чтобы я была нищей.
— Я тоже.
В воздухе появились снежинки. Они шли по дорожке вокруг покрытого льдом пруда. Дети катались на коньках и что-то весело кричали, гуляющие пары шли навстречу… Когда кто-то оказывался рядом, приходилось понижать голос. Обстановка не слишком располагала к объяснению, и они опять шли молча. По дороге вдоль сквера проносились машины, разбрызгивая снежную грязь.
— Ты ни к чему не стремишься. Тебе все безразлично, — повторила Марина с таким выражением, как будто он не слышал от нее этих слов. — И я тебе безразлична.
— Да нет, почему же…
— Для тебя нет таких понятий, как долг… Тебя обеспечивают родители. Ты знаешь, что у тебя за спиной — они.
— Тебе нужно, чтобы я чем-то увлекался или чтобы я много зарабатывал?
— Мне нужен сильный человек.
— Тебе нужен жлоб, у которого бы была куча денег, и ты готова его за это любить.
— Не говори так.
— Как?
— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
— Нет.
— Я хочу любить мужчину, за которым я была бы как за каменной стеной…
— А сегодня это означает деньги, нахрапистость и пробивные способности…
— И чтобы он любил меня.
— За что?
— Любят ни за что.
Они опять шли молча. Он выбросил окурок, прикурил новую сигарету и сказал тихо:
— Вернись ко мне.
— Нет, Илья.
— У тебя кто-то есть?
— Зачем тебе?
— Потому что мне не все равно. Потому что ты мне не безразлична.
— Нет, у меня никого нет.
Он помолчал и почти умоляюще посмотрел на нее.
— Пойдем ко мне.
Она покачала головой:
— Нет.
— Пойдем. Тебе ведь все равно нечего делать.
— Я больше не хочу этого.
Ему казалось, что стоит только настоять. Он взял ее за руку.
— Нет, Илья. Я прошу тебя, не надо.
Они остановились. Она смотрела ему в глаза. И он понял, что даже если сейчас она пойдет к нему, это ни к чему не приведет.
— Мне надо идти, — сказала Марина. — Прощай. — Она обняла его одной рукой и пошла от него по дорожке.
Он смотрел на ее изящную фигурку в голубых джинсах и короткой замшевой куртке. Эта фигурка вызвала в нем прилив жалости. Была ли это жалость к себе, к тому, что прошедшее никогда не повторится, к тому ли, что он теряет этого милого, дорогого ему человека? Была ли это грусть о тех тихих, по-детски трогательных встречах каждый вечер? Он проследил за тем, как она садится в свой белый жигуленок, как он отъезжает…
На улице потихоньку смеркалось. «Мы в ответе за тех, кого приручили», — вспомнил он известную фразу. «Хотя кто кого приручил?» — думал Илья.