ППГ-2266. Записки полевого хирурга

Аркадий Алексеевич Бочаров пришел первый раз только 30-го. Сказал, что сидит в эвакоприемнике, налаживает сортировку. Теперь будет заходить часто.

— Нужно думать о гипсах. Лечить нужно, а не только возить…

Все верно, но до гипсов ли, если у нас еще есть раненые, ни разу не перевязанные с момента, как мы их приняли?

Отопление позволило быстрее осваивать новые площади. 3 февраля удалось, наконец, освободить санпропускник и начать мыть и переодевать раненых, поступающих из палат. Начали с самых тяжелых. Дело это затянется на несколько дней — очень трудно с лежачими, многим замачивают повязки — их нужно перевязывать, а рук не хватает. Идет интенсивный ремонт операционной и перевязочной на втором этаже. Красят масляной краской и остекляют все рамы. Там будут серьезные операции на мозге. Мне немножко завидно.

* * *

4 февраля произошло «великое переселение народов»: полная пересортировка раненых по отделениям. «Наших» (с ранеными конечностями) снесли вниз, «грудь, живот и голова» — на второй и третий этажи. Не знаю, где будет легче… «Черепники» лежат без сознания или буйствуют — припадки, судороги, ругань… Впрочем, все ругаются, наши тоже. Удивляюсь, еще мало ругаются.

5 февраля. 3алкинд торжественно пригласил меня на открытие своей операционной и перевязочной. За старшую у него — Лида Денисенко. Она совсем поправилась и носится, как угорелая. 3алкинд сумел забрать себе и Канского. Очень жаль, но что сделаешь? В нашей перевязочной старшим остался Иван Иванович. Пожалуй, я еще подумаю, менять ли его на Колю — высшего класса работник.

6 февраля железнодорожники наладили прямое сообщение и в очередную летучку взяли лежачих раненых. Это очень хорошо, у нас ведь совсем забито — свыше семисот человек тяжелейших лежачих раненых! Только на моем этаже лежит двести восемьдесят шесть человек, половина из них — с шинами Дитерихса. Правда, раненые едут недалеко, кажется, в Тулу.

Великий был аврал! На улице холод, нужно всех одеть, закутать, натянуть брюки на шины Дитерихса, подрезая штанины. У многих не оказалось теплых вещей, их где-то добывали на складах — правда, «б/у», не новые. Любовь Владимировна, когда отправила последнюю машину, села совершенно без сил и чуть не плакала от усталости и облегчения.

7-го наложили первый глухой гипс на голень. Канского уже нет, и всю работу мы делали с Иваном Ивановичем. Очень смышленый мужик. Но нужен ЦУГ-аппарат. Пока придется что-то мудрить.

8 февраля дали электрический ток.

— Теперь с вас будет полный спрос! Водопровод, канализация, отопление, электричество, завтра-послезавтра передвижной рентген получите, — это Аркадий Алексеевич сказал, когда увидел наши лампочки.

Спрос спросом, а работа идет по-прежнему тяжело. С восьми утра и до двух часов ночи мы непрерывно перевязываем, оперируем, теперь еще и гипсуем — пока немного…

И эффект от всего этого небольшой. Раненые отяжелевают буквально на глазах. У каждого второго с «бедром» или «коленом» — высокая температура, и их уже нельзя отправлять. Их нужно лечить…

Инфекция нас погубит… Раненые ослабленные и замученные, никакой сопротивляемости нет. И мы не можем ее повысить, потому что крови для переливания мало, времени для этого мало и даже накормить толком не можем. Гречневый суп с салом для первого дня был отличным, но витаминов и белков он не заменит…

Крутим эти шины Дитерихса, из ран льет гной, анализы крови плохие… Нужно что-то делать. Но уже работает лаборатория, и Галя — отличный лаборант, очень быстрая.

Газовой инфекции не очень много (если в процентах, если учесть тяжесть), но для нас вполне достаточно. А тут Аркадий Алексеевич решил, что мы специалисты по этой части, и приказал развернуть анаэробное отделение на двадцать коек для всего ПЭПа с отдельной перевязочной. Каждый день — три-четыре случая. Ампутации уже не консультируем с Бочаровым — не хватило бы времени ни у него, ни у нас.

* * *

Сегодня с Иваном Ивановичем, Канским и нашим кузнецом мудрили над самодельным ЦУГ-аппаратом. На подставке гипсовать плохо, а на весь ПЭП — единственный ЦУГ. Сделали некое сооружение на вид неказистое, но удобное.

Уже три недели работаем, как проклятые. Каждый день с восьми утра до двух ночи. Если бы раньше сказали, не поверил бы, что можно выдержать. И так все. Сестры — те вообще не знаю, спят ли? Еще создали челюстное отделение. Теперь нам всем легче. Кстати, того парня, прооперированного в первый день, они шинировали по-настоящему, не так, как я, и он уже сам научился себе зонд вставлять. Отек спал, левый глаз открылся, он даже пытается что-то говорить, только понять трудно. Одна Шура Маташкова его понимает… Приятно, операция удалась.

18 февраля испытывали новый ЦУГ-аппарат с рентгеном и наложили первый гипс. Ивана Ивановича придется целиком перевести на гипсование.

Плохие результаты при газовой. Половина умирает. Когда прихожу в то отделение, такая тоска нападает… Что-то надо делать… А что?

И в основном отделении — на нижнем этаже — тоже хлопот хватает. Около ста тяжелейших нетранспортабельных с переломами бедра, ранениями коленного сустава.