Позывные дальних глубин

— Опя-ять вы за своё, — с досадой протянул Широбоков. — Дался он вам… Свет клином что ли сошелся на этом Обрезкове?

Непрядов ждал. Однако начпо не спешил с ответом. Он снова забарабанил пальцами по столу, глядя куда-то в окно, за которым тускло светило незаходящее вечернее солнце. Егор чувствовал себя неловко, поскольку Широбоков так и не предложил ему сесть. Заложив руки за спину, Непрядов покачивался на носках и делал вид, что интересуется книгами, корешки которых проглядывали через стекло огромного шкафа.

Наконец, Широбоков снова перевёл многопудье своего взгляда на топтавшегося перед ним командира и с растяжкой, нехотя произнес:

— Так и быть, пускай будет по-вашему. Я свои возражения снимаю. Хотя и не вижу в этом никакой целесообразности. Обрезков, так Обрезков.

Сердце Непрядова радостно ёкнуло, и пришлось приложить все силы, чтобы не выдать своей радости ни единым мускулом лица.

— Только имейте в виду, — предупредил начпо. — В случае чего, вы несёте за это личную ответственность. Я же остаюсь при своём мнении. Будем считать, в данный момент все мы обречены исходить из принципа вынужденной целесообразности. Не этому ли учит нас Ильич?..

Непрядов сделал выражение лица, означавшее «очень даже может быть…».

— Вот видите, — укоризненно произнес Гаврила Фомич, — какой я, в сущности, покладистый и мягкий человек, как легко меня уговорить. А вы все наверное думаете… — так и не договорив, Широбоков махнул рукой, позволяя командиру удалиться.

Пряча улыбку, Егор поспешил выйти из кабинета. Теперь уже можно было не сомневаться, что офицерская честь и репутация друга были спасены. Непрядову хотелось петь.

14

В море лодка выходила незаметно и буднично, как бы всего на пару деньков для отработки в полигоне очередной учебной задачи. Не было ни провожающих, ни оркестра. Последние указания от начальства Непрядов получил накануне, и теперь, кроме двух швартовых концов, ничего не связывало его лодку, да и весь экипаж, с берегом.

Стрелка часов показывала около трёх часов ночи. Ровно через пять минут, точно по расчётному времени, Непрядов должен был подать команду убрать сходню и отдать концы. Электромоторы чуть слышно работали на холостом ходу. Верхняя вахта в напряжённом ожидании застыла на своих местах.

Пожалуй, больше всего нетерпения выказывал Кузьма Обрезков, пребывавший на мостике в своей прежней старпомовской должности. Его шальные цыганские глаза так и сияли торжеством, смоляной черноты вихрастый чуб задиристо вился из-под пилотки. Конечно же, ему нестерпимо хотелось моря, ветра и той самой настоящей подводницкой работы, по которой он давно истосковался.

Непрядов, возвышаясь над ограждением рубки, так же маялся истечением последних минут береговой жизни. Земля всё ещё притягивала к себе лодку силой стальных тросов, но мысли Егора блуждали где-то далеко в море. Каким-то манером встретит оно: тряхнет ли семибальным штормом, исхлещет ли проливным дождём и заворожит густым туманом, или же наоборот — возблаговолит ясным горизонтом и тихой водой. Пока же погода выдалась не самой худшей. Устоялся штиль, хотя было не по-летнему зябко. На небо, во всю заполярную ширь, наброшена рваная шинель серой облачности. Незаходящее солнце тускло мерцало из-под неё у самого горизонта, напоминая собой большой медный пятак, вывалившийся из дырявого кармана подгулявшего шкипера. Дальние сопки прятались в белёсом тумане, а ближние — чуть золотились лысыми макушками, косившими в ложбины густой тенью. Редкие чайки, пролетая над темной водой, лениво взмахивали крыльями. Они, как и люди, казались смурыми и не выспавшимися.

Причальная стенка в столь ранний час была пустынна. Посёлок спал. Лишь вахтенные в чёрных бушлатах маячили у корабельных трапов, томимые ожиданием смены.

Непрядов снова глянул на часы: «Пора!» С жёстких губ его уже готова была сорваться команда. Но в это самое мгновенье он увидал в дальнем конце пирса грузно бежавшего по направлению к лодке человека. Издали тот махал рукой и что-то кричал. Вглядевшись, Непрядов узнал Колбенева.

«Уж не случилось ли что?..» — невольно подумал Егор, поскольку давно не видал своего дружка столь торопливым и чем-то взбудораженным.

Лишь у самого трапа Вадим перешёл на шаг, еле переводя дыхание и спотыкаясь. Одет он был явно по-походному: в сапогах, в канадке и с чемоданчиком в руке.

Колбенев взобрался на мостик, тяжело отдуваясь, крякая, но с выражением на лице крайней удовлетворённости.

— Вы что это, Вадим Иваныч, — с ехидцей поинтересовался Егор, глядя на вконец запыхавшегося дружка. — Не могли разве нам с берега ручкой помахать?

— Добро дали… вместе с вами… в море, — еле выдавил из себя, жадно глотая ртом воздух. — Широбоков мне… только что позвонил. Еле успел. Уф-ф… — и он сокрушённо потряс головой.

— А он что, заранее не мог тебе об этом сказать? — удивился Непрядов. — Еще чуть-чуть и ты бы точно опоздал.

Обрезков на это лишь криво ухмыльнулся, как бы намекая: «А он, быть может, этого как раз и хотел…»

— Вот здорово! — возликовал Кузьма. — Значит, опять все вместе?

— Старпом, отходим, — напомнил Непрядов.