Позывные дальних глубин

И только теперь до Егора дошло, что сероводород, за миллионы лет толстым слоем скопившийся на морском дне, по природе своей является превосходным естественным консервантом, в котором не ржавеет метал и даже не разлагаются микроорганизмы. Выходит, отцовский «охотник», если с тех пор с ним ничего не произошло, мог сохраниться в таком же виде, в каком он лёг на грунт более тридцати лет назад.

— А не пробовали его раньше-то поднять? — спросил Егор.

— Резону нет, — отрезал Николай Иванович. — Весь ют разворотило ему бомбой. Даже на металлолом не годится. Вот «Ветлуга» — это другое дело, и лежит она совсем неглубоко.

Пригнувшись, старик поманил Егора к себе. Тот приблизился, приподнявшись со стула.

— А твоего батю я видел, — старик таинственно зажмурился. — Он там совсем целёхонький.

— Да где — там? — спросил Егор, чувствуя пробежавший по спине холодок.

— В рубке. Она бронированная и потому после взрыва уцелела. Вот и Степан там, значит…

— Но это мог быть и не он, — усомнился Егор. — И потом, как мог командир оказаться в рубке, если все его видели, что он шёл ко дну, пристегнувшись ремнями к пулемету и продолжая стрелять?

— И ты веришь? Брехня это всё, — решительно возразил Николай Иванович и с уверенностью ткнул пальцем Егору в грудь. — Командир находился в бою там, где ему положено быть — в рубке, за штурвалом, — и скривил губы, досадуя на бестолковость Егора. — Да чё я, твоего отца не знаю? Степка был — во и во, — для наглядности старик руками отмерял рост и размах плеч своего бывшего соседа. — Такого ни с кем не спутаешь — на весь дивизион был в одном экземп-пляре.

В возбуждении старик вылил из бутылки себе в стопарь остатки водки и разом выпил, не морщась и не закусывая.

Вскоре Николай Иванович совсем размяк, и дальнейший разговор с ним потерял всякий смысл. Егор подхватил его под мышки и поволок на кровать. Старик мотал головой, что-то невнятно бубнил. Потом вдруг мутный взгляд его на мгновенье прояснился, и старик, с трудом ворочавший языком, достаточно внятно выговорил:

— Не ходи туда.

— Куда?

— Сам з-знаш. Нечего тебе там делать, — зачем-то предупредил Николай Иванович. — Слышь, не трогай, не тревожь его, плохая это примета, — и снова отключился, потеряв над собой контроль.

Непрядова от таких слов как-то неприятно, ознобко передёрнуло, оттого что старик неведомо каким чутьём угадал его тайное желание. Он хотел предостеречь, чтобы не касались того, что находилось за пределами дозволенного. Однако Егор уже ничего не мог с собой поделать. Он должен был видеть своего отца…

9

Что-то есть великое, роковое и ужасающее, когда много лет пролежавшее на дне морском судно поднимается на поверхность. Само действо отчасти напоминает магический ритуал эксгумации мёртвого тела. Извлекаемое из тайников запредельного мира, оно неотвратимо и медленно обнажается в ужасающем обличье подводной смерти.

А в сущности, была обычная, изнуряющая и долгая работа по судоподъёму, к которой в отдельном дивизионе аварийно-спасательной службы давно привыкли. Больше трех месяцев в квадрате, где затонула

«Ветлуга», находилась целая армада водолазных мотоботов, буксиров, вспомогательных судов и самоходных барж, которые вели подготовку к подъёму транспорта. Наиболее трудная часть всей работы падала на водолазов. Сильными струями гидромониторов они «вымывали» под днищем узкие тоннели, через которые затем протаскивали прочные стальные троса. К ним такелажники крепили мощные понтоны. И судно, таким образом, оказывалось надежно схваченным по всему периметру бортов своеобразными поплавками. Требовалось из этих поплавков-понтонов вытеснить сжатым воздухом забортную воду, и тогда судно, приобретая положительную плавучесть, начинало всплывать.

Именно эту, наиболее ответственную и завершающую часть работы должен был сделать «Аракс», которым командовал однокашник и приятель Непрядова. Шелаботин привёл свой корабль в расчётную точку судоподъёма ранним утром, когда над морем только ещё затепливался золотисто-сиреневый рассвет. Погода будто даровалась на заказ — полный штиль. Даже лёгкий бриз не в силах был поколебать обвисшие на гафеле флаги расцвечивания, обозначавшие предупредительный сигнал всем посторонним плавсредствам «Веду водолазные работы».

По мере готовности, с борта корабля начали подводить к понтонам продувочные шланги. Наконец, заработали дизель-компрессоры, и сжатый воздух, нагнетаемый по шлангам в нутро понтонов, начал постепенно вытеснять из них забортный балласт.