Пожизненный срок

Описание болота было выдержано в стиле готического романа ужаса — стоячая вода и тучи беспощадных комаров.

«Стоило ли волноваться по поводу таких пустяков?»

Небрежно скомкав газету, Шюман бросил ее себе на колени.

Зачем было связывать планируемую серию статей с возможными осложнениями по данному конкретному делу? Реакция явно преувеличенная и не вполне адекватная. Интересно, какой причиной на самом деле руководствовался пресс-атташе?

Сквозь стеклянную стенку Шюман окинул взглядом помещение редакции. Опоздавшие спешили на собрание ассоциации.

Когда-то и он сам был активным членом этого профсоюза, не только активным, но и, прямо сказать, воинствующим. Неужели это он был представителем профсоюза на одной из северных местных радиостанций? Кажется, это было радио «Норрботтен». Или «Йевлеборг»?

В те времена, до появления коммерческого вещания, журналисты проводили годы в небытии. Еще в восьмидесятых трудовое законодательство отличалось драконовской жесткостью. Одиннадцать месяцев стажировки — и свободен! Люди попадали бог знает в какие медвежьи углы без всякой надежды когда-либо получить работу в Стокгольме или на каналах национального телевидения. Постоянных мест работы было мало с тех пор, как в 1968 году возникло ТВ-2. Это ТВ обеспечило работой целое поколение пламенных агитаторов.

«Да, то были деньки! Люди работали на одном месте всю жизнь, и все знали, кто такой канцлер юстиции. И ни один репортер не зависел от полиции».

Правда, с последним утверждением можно и поспорить, зависимость была и тогда, думал Шюман, глядя, как к собравшимся на профсоюзную встречу идет Берит Хамрин.

Если пришла Берит, подумал он, значит, будут обсуждать что-то важное. Интересно, что?

Да, им надо будет выбрать нового представителя в администрации, он чуть не забыл.

Шюман встал, взял в руку скомканную газету, вышел из кабинета и уселся в редакции за стол Спикена.

— Ты не идешь на собрание? — спросил главный редактор, кладя ноги на стол.

— Меня исключили, — ответил шеф новостной редакции. — Я забыл уплатить взносы.

— Это они, пожалуй, погорячились, — сочувственно произнес Шюман.

— Нет, я не платил взносы шестнадцать лет подряд, так что мне не в чем их винить, — возразил Спикен.

— Что у нас есть по мальчику на завтра? — спросил главный редактор, показав Спикену первую полосу дневного выпуска.

— Пытаемся найти новую фотографию мальчика в пижаме и с медвежонком.

— Как успехи?

— Пока никак. Родственники шипят на нас и бросают трубку.

Шюман снова раскрыл газету, посмотрел на снимок болота. Со стороны длинного стола донесся гул голосов. Очевидно, собрание одобрило повестку дня.

Шюман поплотнее уселся на стуле, испытывая непреодолимое желание заткнуть уши.

— Как мы узнали, что они нашли в болоте? — спросил он.

— Что ты имеешь в виду?

— Откуда утечка?

— Черт, да не было никакой утечки. Старики вчера потолковали с корреспондентом «Катринехольмс-курир». Оттуда мы и взяли весь материал. «КК» выложил все материалы на свой сайт сразу после полуночи.

— Значит, нам надо благодарить провинциальную прессу, новые технологии и бессмысленность конкуренции, — сказал Шюман. — Именно в таком порядке. Впредь, когда речь пойдет о подобных вещах, ставьте меня в известность, я тоже хочу принять участие в обсуждении. Я только что имел неприятный разговор с представителем полиции, и он был очень нами недоволен.

Спикен скучающе уставился в потолок.

— Ну, он известный зануда.

Шюман перевернул страницу. На профсоюзном собрании перешли к отчетному докладу.

— Он сказал, что разрывает наше соглашение по статьям Патрика о «Кокаиновом береге». Либо он действительно разозлился из-за этого случая, либо ему нужен был предлог, чтобы отказаться от сотрудничества.

— Я всегда считал, что это какой-то злой рок, — вздохнул Спикен. — Вот почему бы нам не разослать репортеров по всему свету, чтобы они писали, какая замечательная полиция в Швеции?

За длинным столом дневной смены в это время избранному комитету были переданы права выступать от имени рядовых членов ассоциации. Комитет предложил две кандидатуры на пост председателя. Так как комитет не смог прийти к окончательному решению, вопрос был поставлен на общее голосование. Было две кандидатуры — политический репортер Шёландер и секретарь редакции Ева-Бритт Квист.

Они что, серьезно? — подумал Шюман и насторожился. Интересно, почему вдруг Шёландер проявил интерес к профсоюзной деятельности?

Репортер был вначале шефом криминальной редакции, до этого — корреспондентом в Америке, а в настоящее время дорос до политического комментатора. У Шёландера не было никаких достоинств (или недостатков), обычно присущих профсоюзным активистам. Шёландер был умен, амбициозен, и его высоко ценили как журналиста. Обычно профсоюзные активисты, напротив, туповаты, бесталанны и не слишком трудолюбивы.