Ночью Алис постоянно просыпалась, но, когда она встала утром и отправилась помогать Матери готовить завтрак, она даже не смогла вспомнить, что ей снилось. Но она точно знала, что видела сны. Отдельные картинки вспыхивали в сознании: плачущие младенцы, залитые кровью ноги, скрежещущие клыки Зверя. А еще ветер и дождь в волосах. И ощущение, что она во сне лезла на дерево. Чувство было настолько ярким, что Алис чуть не подумала, что это воспоминание, хотя такого не могло быть. Разве она хоть раз в жизни так поступала? Никогда. Девочки не лазают. Тем более на деревья.
Позавтракав овсянкой со сливками и медом, Отец ушел, как обычно, работать в столярную мастерскую. Мать усадила Алис зашивать его рубашку, добавив:
– Когда закончишь, мы пойдем с тобой в лес. Возьми с собой нож.
Алис замерла с иголкой в руке.
– У меня его больше нет, – произнесла она.
Алис очень любила свой нож; если уж говорить начистоту, любила даже больше куклы, оставшейся в Гвенисе. Ей нравилось ощущать в руке его тяжесть. Он так подходил ей по размеру! Отец сам выточил для ножа рукоятку.
Мать посмотрела на нее испытующим взглядом:
– Что ты хочешь этим сказать – больше нет?
– Наверное, я забыла его вчера в лесу. – Эта ложь не была ложью. Алис научилась искусно придумывать такие ответы.
– Ну что ж, тогда мы поищем его, – отозвалась Мать.
Алис подняла взгляд, собираясь сказать, что пойдет искать сама. Что угодно, лишь бы избежать пристального внимания Матери. Но тут дверь отворилась, и вошел Отец. Его черный, покрытый пылью силуэт резко выделялся на фоне утреннего солнца.
– Нас вызывают на собрание в молитвенный дом, – сообщил он. – Всех.
По дороге он объяснил им с Матерью, что старейшины приняли решение по поводу будущего деревни и нашли способ спасти ее от участи, постигшей Гвенис.
Деревенские набились в молитвенный дом; мужчины и мальчики разместились с одной стороны, женщины с младенцами и девочки – с другой. Длинные скамьи без спинок были заняты полностью. Верховный старейшина сидел перед паствой в широком кресле, справа и слева разместились остальные старейшины. Верховный был самым высоким и широкоплечим из всех, и Алис подумала, уж не выбирают ли главу деревни по росту.
Когда все расселись, два крепких юноши, как две капли воды похожих на верховного, закрыли входные двери. И тогда глава общины встал.
– Мы, старейшины, спрашиваем себя, – начал он, – что такого могли совершить люди в Гвенисе, раз Добрый Пастырь лишил их Своего покровительства? Отчего Он покинул их и позволил волкам, исчадиям Зверя, и пожирателям душ наброситься на Его стадо? Кто навлек на них зло?
Среди деревенских послышались шепот и бормотание. Над залом зашелестело слово «ведьма». И еще «пожиратели душ». Алис чувствовала, что сощуренные глаза со всех сторон уставились на нее и на других детей Гвениса. Она вспомнила о предупреждении Паула никогда не рассказывать о пожирателях душ. Что бы он сказал теперь, если бы она поведала ему о Звере? Вероятно, бросился бежать прочь, подальше от нее. Даже Паул испугался бы ее теперь. Алис охватило отчаяние. Она уже научилась лгать без лжи, но никогда ей не удастся по-настоящему хорошо притворяться, никогда она не сможет уклониться от содеянного. От того, что видела и чему не помешала произойти. И правда прорвется и со зловонием выйдет наружу, вытечет из нее, как мякоть сгнившего изнутри плода.
Верховный старейшина поднял руку ладонью вперед, и деревенские затихли.
– Ответ, друзья мои, состоит в том, что мы ничего не знаем. Мы не знаем, что произошло в деревне Гвенис. Но сами мы обязаны сохранять бдительность. Мы должны зорко и неусыпно следить за проявлениями гордыни, блуда, уныния и чревоугодия.
В голове у Алис началось брожение от этих странных слов, не имевших для нее никакого смысла. Она знала, что чревоугодие – это когда слишком много едят. Ей приходилось слышать, как папа не раз называл верховного старейшину Гвениса обжорой. Глава ее родной деревни, крупный мужчина с большим животом, ухитрялся появляться у них на пороге всякий раз, когда мама пекла пироги.
Мамины пироги… В этом году черничных пирогов не будет. Правда, будут яблочные. То есть могли бы быть. Алис рывком вернулась к реальности. Она понятия не имела, печет ли Мать пироги. Ни малейшего.
Верховный старейшина тем временем продолжал свою речь:
– Мы должны возносить благодарности за то, что Зло, обрушившееся на бедных людей Гвениса, обошло нас стороной. Пастырь счел нас достойными Его заботы. Он осудил нечестивых и пощадил достойных.