Пожалуйста, избавьте от греха

Прежде всего меня заботило, как к ней подобраться, а уж во вторую очередь — что ей сказать, если подберусь. «К ней» — это, как вы догадались, относилось к Маделин Оделл, нашей безутешной вдовушке. К бомбе она почти наверняка отношения не имела, у нее было больше всех оснований желать, чтобы преступника поймали и наказали, и она была самой богатой. Вот из-за каких мыслей я и сделал три серьезных и несколько мелких ошибок, стоивших мне столь крупного проигрыша в покер. Впрочем, они не помешали мне поспать полагающиеся мне восемь часов — ничто мне не может помешать — и не повлияли на аппетит за завтраком; правда, читая «Таймс», я пропустил несколько разделов, которые обычно просматриваю, да и с Фрицем был несколько рассеян. Зато, придя в кабинет, я забыл поменять воду в вазочке на столе Вульфа.

Когда подоспел обед, я все еще не принял окончательного решения. Конечно, в моем мозгу роились тысячи уловок, воспользовавшись любой из которых, я бы проникнул к вдове; но что потом? После обеда я отправился прогуляться, придумав в оправдание несколько мелких дел. Вернулся я только в начале пятого, когда Вульф был в оранжерее, и заполучил кабинет в свое распоряжение. Придвинув пишущую машинку, я вставил лист бумаги и отпечатал:

«Уважаемая миссис Оделл!

Я печатаю это письмо на бланке Ниро Вульфа, поскольку работаю на него и сейчас сижу в его кабинете. Однако дело у меня сугубо личное, и мистер Вульф не знает о том, что я решил к Вам обратиться. А поступаю я так потому, что, будучи опытным профессиональным сыщиком, с мучительной болью слежу за тем, насколько непрофессионально ведется расследование убийства Вашего мужа. Разумеется, мы с мистером Вульфом пристально следили за всеми публикациями, но вчера днем он сказал мне, что, по его мнению, на самый важный факт внимания не обращают — или замалчивают его, — и я с ним согласился. Если он обратится с подобным замечанием в полицию или в прокуратуру, действия это наверняка не возымеет, но сегодня утром мне пришло в голову, что, исходи такое заявление от Вас, отнеслись бы к нему совсем иначе. Если захотите со мной связаться, то адрес и номер телефона указаны выше».

Перечитав послание дважды, я внес пять мелких изменений и исправлений, перепечатал письмо в двух экземплярах, подписал его и адресовал конверт миссис Оделл, проживающей на Восточной Шестьдесят третьей улице. Потом заскочил на кухню сказать Фрицу, что пойду прогуляться, а сам отправился в почтовое отделение на Восьмой авеню.

Поскольку стоял июнь и была уже пятница, вряд ли письмо могло дойти раньше понедельника, так что на уик-энд я мог вволю насладиться бейсболом на стадионе «Шеа», однако в субботу утром, в несколько минут двенадцатого, когда Вульф начал диктовать бесконечное письмо коллекционеру орхидей из Малайзии, зазвонил телефон, и я снял трубку.

— Контора Ниро Вульфа, Арчи Гудвин слушает.

Деловитый женский голос произнес:

— Говорит секретарь миссис Питер Оделл. Она получила ваше письмо и хотела бы поговорить с Ниро Вульфом.

Я, конечно, предполагал, что такое может случиться в присутствии Вульфа, поэтому раздумывать не стал.

— Прошу прощения, — заявил я, — но мистера Вульфа нет, и он появится только в понедельник. Кроме того, я подчеркнул, что письмо носит сугубо личный характер.

Она прикрыла микрофон, и я ничего не слышал. Пару минут спустя она снова заговорила:

— Мистер Гудвин?

— Да.

— Миссис Оделл хочет поговорить с вами. Вы можете приехать в три часа?

Я тут же прикинул, что в три часа будет идти примерно четвертый иннинг бейсбольного матча, но ведь меня никто не заставлял отправлять это письмо.

— Хорошо, — сказал я. — В три я буду.

Повесив трубку, я развернулся и сказал Вульфу:

— Кое-кто упомянул ваше имя всуе. До чего рассеянный пошел народ! Нужно приучить людей перечитывать письма по меньшей мере трижды. — Я взглянул на блокнот. — Мы остановились на последних достижениях в гибридизации.

Вульф надиктовал еще на страницу.