А если о его выходке узнает его респектабельный брат? Да он разорвет его на части от ярости! Семен представил гнев Александра, ужаснулся про себя, но страх потерять Машу был еще сильнее. Иногда ему удавалось себя убедить, что он как-то выпутается из этой дикой истории, хотя неприятные — и даже очень — минуты ему, конечно, гарантированы.
Одно утешало его — встречи с Машей. Поскольку он временно почивал на лаврах и вел рассеянный образ жизни, то есть к письменному столу вообще не садился — свободного времени у него было предостаточно, и он целые дни проводил в ожидании Маши. Она же, напротив, была занята своей работой, к тому же считала необходимым как можно чаще навещать Аню, и ему перепадало не так уж много ее свободного времени. Но даже эти свидания она успевала обставить с выдумкой и юмором, что еще больше подкупало Семена.
— Я к тебе на минутку, — заявляла она, вбежав к нему запыхавшаяся и раскрасневшаяся.
— Ты что, принимала участие в эстафете?
— Нет, всего-навсего взбежала по ступенькам, некогда было лифт ждать. Он так медленно спускается со второго этажа, а потом еще медленнее поднимается!
— Ну, раздевайся скорее. — Он протянул к ней руки, чтобы помочь расстегнуть курточку.
— Да я на минутку, только поцеловаться. — Маша смешно наморщила нос. — Извини, конечно, но если тебе обременительно принять торопливый, но пылкий поцелуй любимой женщины, тогда я побежала дальше.
— Я тебя никуда не отпущу, — пытался задержать ее Семен, когда она оторвалась от его губ.
— Увы, — вздохнула Маша, — надо бежать. — Она с сожалением посмотрела на Семена, взгляд ее скользнул по прихожей, остановился на его ботинках.
— Знаешь, Семочка, я так тебя обожаю, что даже твои ботинки люблю. — Она наклонилась к обувной полке и нежно провела по ним рукой. — Но если еще раз поцелуемся, не расстреляют же меня на работе! — и они опять прильнули друг к другу.
— Ты лучше не среди дня прилетай, а вечером, когда уйдешь с работы. А то ни то ни се, дорога заняла вдвое больше времени, чем мы с тобой успели порадоваться друг другу.
— Но ведь порадовались же! А вечером я не смогу, мы выступаем перед норвежцами. Они к нам прикатили перенимать наш фольклорный опыт! Мы выходим на мировую арену! — радостно сообщила она ему. Сунула в ладонь большой прямоугольный пряник и убежала, успев на ходу обронить, что пряник ей привезли из самой Тулы. Правда, не один, а целый ящик. Но надо наделить гостинцами всех друзей, хоть бы хватило, а то вчера она увлеклась и съела за вечер четыре штуки.
Машу как ветром сдуло, а Семен в который раз подумал, что вечная спешка, в которой пребывает она, конечно, придает остроту их отношениям, но хотелось бы проводить с ней как можно больше времени. И вообще — пора ей переселяться к нему. Он уже не раз говорил ей об этом напрямик, но Маша все уходила от ответа, фактически увиливала, хотя это было и несвойственно ее прямому характеру. Как-то раз он насел на нее как следует, и она не смогла отвертеться от прямых ответов. Оказывается, дело было в папе. Однажды уже обжегшись, выдавая дочь замуж, он наотрез отказался отпускать ее из дома с ночлегом. Приличная девушка должна ночевать дома — такой вывод из всего произошедшего сделал отец. И в тот единственный раз, когда она осталась у Семена, от гнева отца ее спасла мама, сказав, что Маша ночевала у Ани.
Семену вечно казалось, что Маша уделяет ему совсем мало времени, он хотел, чтобы она была постоянно рядом. На самом же деле она прибегала к нему после работы, как только это было возможно. Днем он сам частенько подъезжал к ее институту, и они вместе обедали. То в ресторанчике, то в кафе «Хинкальная», то в кофейне, где к ним уже привыкли и обслуживали в первую очередь. У Маши был всегда такой занятой вид, что каждому становилось ясно — у этой очаровательной девушки время на вес золота.
— Маруся, ты у меня худеешь! — как-то укорил ее Семен, обнимая в прихожей, едва она успела снять с себя курточку.
— Откуда ты знаешь? — удивилась Маша. — Я уже сто лет не взвешивалась.
— На ощупь… Там где было больше, стало меньше, — ласково принялся он поглаживать ее выпуклости.
— Да и ладно, — не огорчилась Маша. — Зато мне бегать легче. У меня какая-то жизнь стала заполошная, всюду надо бегом, чтобы успеть. Сначала я сильно уставала, а теперь ничего — чувствую, как поднимается мой жизненный тонус. Бодренькая стала, одним словом.
— Бодренькая-то, бодренькая, но скоро начнешь выскакивать из своих одежек. Уже и так все болтается…
— Бабушка ушьет. Она у нас мастерица, — не унывала Маша. — Знаешь, какой она мне когда-то сарафан сшила из папиного плаща?! Называется «сафари». Это когда со шмотками напряг был, а мне хотелось модно выглядеть. Теперь в магазинах всего навалом, лишь бы деньги были.
— Ладно, я тебе куплю одежду на размер поменьше. Будет у тебя гардероб на похудение и на поправление. Как у Эльдара Рязанова. Он когда-то в интервью рассказывал, что у него есть костюмы на три размера — на похудение, промежуточный и на поправление.