Повторный брак

— И была неправа… — Семен опять стал ее целовать и медленно повел в спальню. Маша тихонько постанывала, и это еще больше поразило Семена. Ее искренность и открытость его восхищали.

Проснувшись утром, оба отчетливо поняли, что хотели бы так просыпаться каждый день, чувствуя тепло друг друга.

— Мне кажется, я ждала тебя всю жизнь, — призналась Маша, положив голову ему на грудь. — И стук твоего сердца мне такой родной, как будто я слушала его всегда. А ты что чувствуешь?

— Я тебя тоже ждал. И даже искал. И наконец нашел, хотя потерял всякую надежду найти тебя, единственную, в толпе этих чужих и чуждых людей.

Семена немного смущал собственный высокопарный стиль, но он не мог иначе. Хотелось все время говорить ей необыкновенные слова, но они все были такие обычные, избитые. Как мучительно трудно подобрать те единственные слова, чтобы объяснить ей, как она стала ему дорога! Маша слушала его, уткнувшись в плечо, ее сияющая улыбка говорила о том, что такие слова он все же нашел.

Уже за завтраком Семен признался Маше в том, что пишет книги и даже считает себя писателем. При этом он добавил, что писателем считают его и те многочисленные читатели, которые раскупают его книги и ждут от него новых произведений. Так что, как ни крути, он — настоящий писатель. В подтверждение этому он сказал ей название своего самого популярного бестселлера. Она, к приятному удивлению Семена, слышала о нем и несказанно удивилась, что ее любимый и есть тот самый писатель Семен Лодкин, о котором ей говорили ее подруги.

— Извини, дорогой, но я твоих книг не читала, поскольку читаю другую литературу. Но теперь непременно примусь за твои сочинения.

Она сдержала свое слово: целую неделю Маша просидела над его книгами, не высказывая до поры до времени своего суждения. Семен волновался, как перед важным экзаменом.

Наконец приговор был вынесен:

— Ну что, любимый мой Семен Лодкин, я тебе со всей ответственностью заявляю, что ты великий беллетрист! Литератор! Но не писатель. Понимаешь?

Обескураженный, Семен в недоумении слушал Машу.

— Не очень понимаю, что ты имеешь в виду. Сдается мне, что похвалы в твоих словах нет. Но я не обижаюсь. Просто попытаюсь тебе объяснить, что я так устроен, такая у меня натура — я не могу не писать, не фиксировать состояние человека, его окружение, среду. Я должен писать, потребность у меня такая. Это как потребность есть, спать… Понимаешь?

— Не совсем. Поскольку у меня такой потребности нет. Но тебе нужно знать мое мнение? Хотя о литературе, как и о сельском хозяйстве, говорить все горазды и давать советы тоже каждый считает возможным. Но я не каждая. И мой совет такой: меняй издательство. Тебе нужно расти, развиваться. А не писать на потребу не очень взыскательного читателя.

— Мне нужен менеджер. Человек, который занимался бы моими делами. — И Сема с надеждой посмотрел на Машу. Она ничего не ответила и загадочно улыбнулась.

Встречи с Анной и наблюдение за ее жизнью наконец сдвинули с мертвой точки роман Семена. Большим подарком он считал возвращение к ней Сергея. Роман стал богаче на одного персонажа, да еще какого!

Сергей старался не показывать своей тревоги за жизнь Ани, он фонтанировал шутками, его остроумные высказывания вызывали смех у всех присутствующих. После недельной поездки в Швейцарию оба выглядели как молодожены, побывавшие в свадебном путешествии. По этому случаю в очередное посещение Лодкиным своей подопечной устроили небольшой вечер воспоминаний. Сергей с юмором рассказывал о всяких забавных происшествиях, которые с ними приключались.

— А Женевское озеро вам понравилось? — жадно расспрашивала Маша расшалившихся молодоженов.

— Просто супер! — горячо воскликнула Анна. — Мы туда каждый день ходили. Стояли на бережку, любовались озером и вершиной Монблана. Такая красота! Как подумаешь, что учила про нее в школе на географии, а тут вживую видишь, такой восторг охватывает! А еще мы там столько хлеба извели! Каждый день в супермаркет заходили, закупали хлеба и молочных продуктов, как доктор прописал, — она радостно посмотрела на Семена.

— О хлебе я ничего не говорил…

— Так мы не себе, а чайкам, гусям и лебедям. Их там уйма у берегов плавает. Вот мы их и подкармливали. Шуму-то, шуму было! Крыльями хлопают, орут на разные голоса, чайки чуть ли не на головы садятся, перед глазами такие виражи выделывали, что даже страх брал. Вдруг промахнутся да в глаз клюнут?

— Очень весело было, — подхватил Сергей. — На нас народ приходил посмотреть. А один француз подошел и таким жалобным голосом просит у Ани: «Мадмуазель, не дадите ли мне кусочек хлеба?»

— Бомж, что ли? — удивленно спросила Маша.

— Нет, турист. Тоже хотел покормить птичек, но ведь не все такие догадливые и запасливые, как мы! — похвалился Сергей. — Кстати, до чего у них вкусный хлеб! И всегда свежий, с корочкой. Я его столько бы ел!

— У бедных птичек отнимал! — укорила его Аня. — И в итоге пузо себе наел. После этого хлеба еще в ресторане трескал так, как будто в Москве его держали на голодном пайке.