Повторение судьбы

В чемодан он бросил также альбом с фотографиями. Иногда по вечерам, закрывшись в кабинете, он рассматривает их… На одной он и Сильвия поздравляют друг друга в новогоднюю ночь. Он всегда начинает рассматривать альбом с этой фотографии. У него на коленях маленькая Илонка. В руке бокал шампанского. Сильвия стоит напротив в вишнево-черном платье, которое он привез из Вены, положив ладонь ему на щеку. Она так счастливо улыбается. С любовью смотрит на него. Как будто он для нее весь мир. А может, он и вправду был для нее целым миром, только он этого не замечал? Может, такие миры стократ важнее, чем тот, в котором он затерялся? Быть может, Илонка, когда вырастет, не простит ему этой затерянности? Быть может, права была его мать, которая, когда они в первый раз привезли в Бичицы показать ей Илонку, прижала ее к себе и прошептала:

– Запомни, самое главное, что может сделать отец для своего ребенка, это быть хорошим мужем для его матери.

Блажей умолк, подошел к окну и прижался лбом к влажному стеклу. Он что-то нервно искал в карманах. Не найдя, обернулся и спросил:

– У тебя случайно нет бумажных платков? Твой старший брат – гураль, но при этом слюнтяй. Иногда он плачет.

Марцин вскочил и достал из пиджака, висящего на вбитом в дверь гвозде, пачку салфеток в голубой упаковке.

Он не знал, что сказать. Мир из рассказа брата казался ему далеким, неведомым. Он не мог понять, почему брат спит на надувном матраце в своем институтском кабинете. Сильвия, с которой он несколько раз виделся в Бичицах и во время его немногочисленных приездов в Гданьск, была совершенно не похожа на женщину, о которой рассказывал Блажей. Для их матери она была чистым ангелом, олицетворением идеальной жены. Блажей, замкнутый на себя интроверт, книжный червь, типичный нищий студент, а потом нищий магистр, несколько лет таскающий один и тот же все сильнее вытягивающийся черный свитер и тот же самый набитый книгами потертый портфель, встретил женщину, которая при ее красоте могла завоевать любого мужчину. Старуха Секеркова считала, что Сильвия «действует на гуралей как хальный»15, выглядит как воплощенный соблазн и «хорошо еще, что не досталась Марцинеку, потому что гурали не давали бы ей покоя, да хотя бы из-за ее грудей». И при всем том Сильвия, казалось, не замечала реакции мужчин на ее красоту. Скромная, молчаливая, несмелая и всегда немножко смущающаяся, когда на нее обращали внимание. Если Блажей привозил ее в Бичицы летом, она помогала на жатве. Даже после рождения Илонки брала детскую коляску на поле и прерывала работу, только чтобы накормить девочку. Приезжая в Бичицы, она первым делом шла в комнату матери и целовала ей руку.

Сильвия никогда не пыталась доминировать над мужем. Всегда держалась в тени. Блажей с семьей приехал в Бичицы сразу после защиты работы на должность доцента и в день рождения матери сообщил эту новость всей семье. Когда же после поздравлений, шумных пожеланий, тостов вдруг установилась тишина, мать знаком попросила, чтобы ее кресло подкатили к Сильвии. Она прижала голову невестки к сердцу и сказала:

– Если бы не ты, этого дня не было бы…

И только после этого попросила Блажея подойти к ней. Когда он встал на колени возле ее инвалидного кресла, она взяла руки Сильвии, положила их себе на колени и накрыла ладонями Блажея.

– Я горжусь вами.

Мать была права. Если бы не Сильвия, Блажей не смог бы добиться таких успехов. Всякий раз, звоня в Гданьск, Марцин узнавал, что Блажея нет дома. Чаще всего он пребывал где-то далеко. Когда случайно звонишь и каждый раз «случайно» узнаешь, что брата нет дома, вывод напрашивается сам собой: Сильвия все время была одна.

Марцин иногда задавал себе вопрос, сколько можно мириться с одиночеством и что она получает взамен. Как долго женщине будет достаточен сам факт жизни рядом с мужем, как долго гордость и радость за него смогут уравновешивать будни, наполненные ожиданием? Почему его стремление «достижения значимости», как называл это Блажей, должно быть важнее ее желания значить? Что-то значить в его жизни. И как долго можно отодвигать во времени исполнение этого желания? Зная Сильвию, Марцин мог представить, что отдаление, о котором говорил Блажей, не было внезапным капризом его жены. Гораздо больше это напоминало ее окончательное поражение, следствием которого сперва было глубокое разочарование, потом длительная неудовлетворенность, сменившаяся затем бессмысленной, слепой агрессией.

Блеск славы мужа не падал на Сильвию. Она стояла в стылой тени, а не в сиянии, никем не замечаемая. Словно в тени могучего дуба. Быть может, она сама дошла до мысли, что в тени дуба ничего высокого вырасти не может.