Повторение

Примечания 3a, 3b:по поводу этого подробного отчета необходимо сделать два замечания. В отличие от путаницы с датами последнего пребывания Кафки в Берлине, неточность в указании марки пистолета – упомянутую в примечании 2 – едва ли можно счесть следствием случайной ошибки. Наш рассказчик, каким бы ненадежным во многих отношениях он не был, никак не мог допустить столь грубую ошибку при определении калибра пистолета, который он держит в руках. По всей видимости, он намеренно солгал: на самом деле в выдвижной ящик стола нами была положена, а следующей ночью оттуда же взята модель калибра 9 мм, изготовленная по лицензии «Беретты». Зачем так называемый Анри Робен старается занизить убойную силу и калибр пистолета, догадаться нетрудно, но куда сложнее понять, как он может упускать из вида то обстоятельство, что Пьер Гарин, разумеется, прекрасно знает, что лежит в ящике. Третья ошибка – это указание на то, что Кройцберг находится в Западном Берлине. Почему А.Р. делает вид, будто он уверен в том, что этот квартал располагается во французской оккупационной зоне? Какую выгоду он надеется извлечь из столь абсурдной подтасовки?

Первый лень

Так называемый Анри Робен проснулся очень рано. Далеко не сразу он понял, где он, как давно он сюда попал и что он здесь делает. Спал он неважно, прямо в одежде, на своем горе-матраце, в этой комнате с буржуазными излишествами (но уже без кровати и насквозь промерзшей), которую Кьеркегор называл «задней», когда он дважды здесь останавливался: будучи в бегах зимой 1841 года, после того, как он бросил Регину Ольсен, и еще раз в надежде на берлинское «повторение» весной 1843 года. Словно парализованному из-за необычной ломоты в суставах, Анри Робену приходится делать над собой усилие, чтобы подняться. Поднявшись, он расстегивает свою задубевшую, помятую шубу и, не снимая ее, отряхивается. Он подходит к окну (к тому, что выходит на Егерштрассе, а не на Жандарменмаркт) и умудряется раздвинуть изодранные портьеры, не разорвав их окончательно. Видно, еще только начинает светать, а в это время года в Берлине это указывает на то, что сейчас начало восьмого. Но этим утром серое небо нависает так низко, что ничего нельзя сказать наверняка: с таким же успехом сейчас может быть гораздо позже. Взглянув на часы, которые он не снимал с запястья всю ночь, А.Р. убеждается в том, что они стоят… В этом нет ничего удивительного, ведь накануне вечером он позабыл их завести.

Повернувшись к столу, который сейчас освещен чуть лучше, он тут же замечает, что, пока он спал, в его жилище провели обыск: ящик стола целиком выдвинут и пуст. Ни прибора ночного видения, ни прецизионного пистолета, ни удостоверения личности, ни бумажника из твердой кожи с окровавленным отверстием – ничего этого там нет. Даже лист бумаги, исписанный с обеих сторон крошечными буквами, – и тот пропал со стола. Вместо него лежит точно такой же белый лист обычного актового формата, поперек которого размашистым почерком с наклоном нацарапаны две наскоро составленные фразы: «Что было, то было. Но в этих обстоятельствах тебе лучше исчезнуть, хотя бы на какое-то время». Подпись разобрать нетрудно – «Sterne» (с «е» на конце) – одно из кодовых имен Пьера Гарина.