Те, кто не мог найти ничего на продажу, продавали себя. Несмотря на то что Великий Вождь закрыл дома
Ок Хи жила прямо напротив вокзала, где работал ее муж. Встречаясь с этими женщинами, она всегда в смущении опускала глаза, подавляя желание разглядеть их получше. Однако одна из тех, кто бывал на площади постоянно, порой все-таки ловила взгляд Ок Хи и вроде бы даже слегка улыбалась ей при встрече. Она одевалась чуть лучше других, и вид у нее был более уверенный — так сказать, более профессиональный.
Однажды, выходя из своего дома, Ок Хи увидела эту женщину буквально в нескольких метрах от дверей подъезда, как будто та специально поджидала ее. «Послушай, сестренка, — без церемоний сказала проститутка, — мой брат только что приехал в город, и нам нужно найти тихое местечко, чтобы как следует поговорить. Может, пустишь нас в комнату ненадолго?»
Она кивком указала на мужчину, который стоял немного позади, переминаясь с ноги на ногу и глядя куда-то в сторону. Ок Хи покоробило при мысли о том, что эти двое будут заниматься сексом у нее дома, однако она сразу же почуяла выгоду и решила не упускать своего. Муж был на работе. Дети в школе. Проститутка заплатила ей 50 бонов за час. После этого она стала приходить к Ок Хи регулярно, и не только платила за комнату, но и приносила детям сладости.
Конечно, такой заработок был противозаконным — впрочем, как и многое, что делали люди в те дни. Оказание любых услуг за вознаграждение (будь то секс или починка велосипеда) являлось преступлением с точки зрения государства. Но это уже никого не волновало. Каждый крутился, как мог, чтобы выжить.
Основная деловая активность кипела на старых сельскохозяйственных рынках. Еще в пору расцвета коммунистического строя Ким Ир Сен скрепя сердце разрешил их работу, хотя и с ограничениями: там могли продаваться только продукты, которые люди самостоятельно производили на своих крошечных приусадебных участках. Когда дети госпожи Сон были еще маленькими, она иногда ходила на открытую рыночную площадку рядом с домом. Если хватало денег, Хи Сок покупала яйца, чтобы приготовить из них вкусный и питательный завтрак. В зависимости от сезона она могла принести с рынка красный перец, сушеный на солнце, вяленую рыбу или капусту. Помимо продуктов люди часто продавали поношенную одежду, обувь, старую посуду, но товаров, только что сошедших с конвейера, на рынке не было — ими торговали исключительно государственные магазины.
Странно, но на протяжении 1990-х, когда голод сжимал Чхонджин мертвой хваткой, на развалах стало появляться все больше продуктов. Продавцы предлагали капусту, редьку, салат, помидоры, зеленый лук, картошку. Овощи привозили с нелегальных огородов, устроенных в горах. Крестьяне быстро поняли, что ключ к выживанию — возделывание собственных участков на склонах, даже на тех, которые раньше считались чересчур крутыми и потому непригодными для земледелия. Эти частные наделы радовали глаз: овощи сидели на грядках ровно, словно ряды клавиш печатной машинки, бобы и тыквы обвивали аккуратные столбики и решетки, в то время как на коллективных полях царило полное запустение.
Неожиданно на рыночных прилавках появился белый рис — много риса, в больших 40-килограммовых мешках, на которых красовались латинские буквы (USA, WFP, EU)[9], скрещенные оливковые ветви эмблемы ООН, а также американские флаги, знакомые каждому корейцу по пропагандистским плакатам, где они обязательно изображались запятнанными кровью или пронзенными штыками.
Откуда появился рис в мешках с государственной символикой заклятого врага Северной Кореи? Кто-то сказал госпоже Сон, что армия КНДР захватила партию продовольствия у американских солдат. А однажды Хи Сок увидела движущуюся со стороны порта колонну грузовиков, груженных точно такими же мешками. На машинах были гражданские номера, но госпожа Сон поняла, что принадлежат они военным, ведь достать бензина никто, кроме них, не мог. Грузовики везли гуманитарную помощь, которую армейские чины продавали на рынках, обеспечивая себе доход.