Повседневная жизнь в Северной Корее

Вскоре у госпожи Сон прибавилось огорчений из-за сына. В отличие от Ок Хи, Нам Ок всегда был примерным ребенком. Этот рослый и крепкий мальчик, похожий на отца, редко спорил или повышал голос. Он беспрекословно выполнял все, что поручали ему родители или старшие сестры. Ок Хи удивлялась, как в их семье мог появиться столь непохожий на нее ребенок. «Он такой тихий, что его даже не слышно», — говорила она о своем младшем братишке. В школе Нам Ок учился посредственно, но делал успехи в спорте. Он любил тренироваться самостоятельно, снова и снова отрабатывая удары мячом о бетонную стену дома. Когда мальчику исполнилось одиннадцать, тренер измерил ему длину предплечий и ног и направил его в чхонджинскую спортивную школу. Подготовка кадров для сборной страны была делом, имеющим политическое значение, поэтому государство без участия семьи решало, какого ребенка перевести из обычной школы в спортивную. Нам Ок оказался настолько способным, что в четырнадцать лет его отправили в Пхеньян для занятий боксом.

В течение следующих семи лет мальчик мог приезжать домой только дважды в год на двенадцатидневные каникулы. Госпожа Сон редко виделась с сыном. Он и раньше, в отличие от сестер, никогда не откровенничал с матерью, но теперь казался совсем чужим. А потом до нее доползли слухи. В Чхонджине у парня появилась подружка — девушка на пять лет старше его. Когда он приезжал домой из Пхеньяна, то часто останавливался у нее. Это было нечто из ряда вон выходящее: во-первых, в Северной Корее не принято, чтобы мужчина заводил роман с женщиной старше себя, во-вторых, осуждаются любые добрачные связи. Нам Ок рисковал быть исключенным из школы и из Союза социалистической молодежи, что закрыло бы ему дорогу в члены Трудовой партии. От него как от единственного сына ожидали удачной женитьбы и продолжения рода. Хи Сок и Чан По пытались поговорить с молодым человеком, но он отвечал им лишь неловким молчанием. Нам Ок стал совсем чужим в собственной семье и иногда даже не считал нужным навестить родных во время каникул.

Потом у мужа госпожи Сон произошла неприятность с законом. Однажды супруги в компании нескольких знакомых смотрели выпуск теленовостей. Хи Сок и Чан По были в числе тех немногих жильцов дома, у кого имелся телевизор. В 1989 году он стоил три месячные зарплаты, около $175, и его нельзя было купить без специального разрешения, полученного по месту работы. Обычно телевизоры от имени Ким Ир Сена распределяло руководство в качестве поощрения за особые заслуги. Чан По получил такую награду, потому что его отец работал в разведке и внедрялся к южанам во время Корейской войны. Телевизор был японского производства, «Хитачи», но по-корейски назывался «Сонгнаму», что означает «сосна». Телевизоры, как и радиоприемники, в Северной Корее настраивались только на государственные каналы. Тем не менее смотреть их было довольно интересно. Кроме обычных речей Ким Ир Сена по вечерам показывали спортивные соревнования, концерты, телеспектакли и фильмы, снятые на киностудии Ким Чен Ира. А в выходные телезрителей иногда баловали советскими картинами. Госпожа Сон и ее муж очень гордились своим телевизором. Когда он был включен, они обычно оставляли дверь в квартиру открытой, чтобы соседи могли заглянуть к ним и тоже посмотреть передачу. Подобные проявления духа коллективизма тогда считались в порядке вещей.

Передача, из-за которой у Чан По случились неприятности, была безобидным репортажем с фабрики, производящей резиновые башмаки для сезона дождей. Показывали, как четко и собранно трудятся рабочие на конвейере, с которого сходят тысячи пар обуви. Диктор с восторгом говорил о высоком качестве продукции и впечатляющих масштабах производства.

«Ха! Если там производят столько галош, то почему же у моих детей их нет?» — со смехом спросил Чан По. Эти слова слетели у него с губ, прежде чем он успел подумать о последствиях.

Госпожа Сон так никогда и не узнала, кто из соседей донес на ее мужа. Но о его замечании очень быстро доложили главе инминбана — местному церберу, который в свою очередь передал информацию в Министерство защиты государственной безопасности. Под этим зловещим названием в Северной Корее функционирует политическая полиция, обладающая обширной сетью информаторов. На каждые пятьдесят человек приходится как минимум один доносчик: это больше, чем у печально известного восточно-германского Штази, чьи архивы рассекретили после объединения Германии.