Таким образом, из отношений короля и королевы, с одной стороны, и короля и Двора, с другой, после двухлетнего периода счастливого согласия в 1619-1621 гг. исчезли всякая сердечность и всякая душевность. Но чисто внешне эти отношения оставались по-прежнему почтительными. Самые опасные враги кардинала Ришелье, самые опасные заговорщики сохраняли видимость лояльности, оставаясь на вид преданной и надежной свитой короля. Да и сам король не стал нарушать традиции, продолжая дважды в день навещать окруженную верными ей людьми королеву в ее кабинете. А если он собирался на войну? Его сопровождали придворные, готовые отдать жизнь за государя. А если отправлялся в путешествие по стране? И в таких случаях ему не раз случалось брать с собой королеву и громадную толпу постоянных обитателей Лувра.
Но он вовсе не искал возможности развеять тоску, которая воцарилась в его доме. Почти всегда мрачный и молчаливый, он никак не мог понять, что его Двор мечтает о живой жизни, о повседневных ее радостях, о балетах и праздниках, не чувствовал, что правильная политика заключалась бы в том, чтобы, развлекая придворных, отвлечь их от заговоров.
В эпоху Людовика XIII столь еще многочисленные и пышные в период регентства Марии Медичи празднества стали редкими, и, пожалуй, не вспомнить ни одного, который мог бы сравниться по размаху, роскоши и оживленности со знаменитым праздником Рыцарей Славы («Chevaliers de la Gloire»), устроенным на Королевской площади в 1612 г. Король ограничивался тем, что с помпой отмечал все семейные торжества: рождения, крестины, бракосочетания принцев и принцесс. И старался, по возможности, избегать случаев, когда ему следовало бы погарцевать в компании своих сверкающих золотом и драгоценными камнями придворных на улицах города. Он всего четыре раза занимал королевское кресло в Парижском парламенте за все время с 1616 по 1635 гг. являясь на заседания во Дворец весьма скромно одетым. И только три раза, да и то в ранней молодости, он согласился разжечь в присутствии придворных и городской верхушки традиционный для Иванова дня костер на Гревской площади, а потом, устав от исполнения этого символического жеста, неизменно передавал свои полномочия принцу крови или губернатору Парижа.
Если он наотрез не отказывался по возвращении из путешествий или со своих победоносных войн от парадного «антре» – проезда по столице под всенародное ликование, то, на худой конец и к величайшему разочарованию своих дворян, алчущих подобных почестей, сводил все торжество к довольно быстрому продвижению к дворцу жалостного на вид кортежа, состоящего из нескольких придворных, простых гвардейцев и представителей городского ополчения. И только после капитуляции Ларошели в 1628 г. он все-таки, преследуя определенные внутриполитические цели, согласился публично принять лавры триумфатора. Надел на себя усыпанный бриллиантами наряд из расшитой золотом ткани, сел верхом на коня в такой же златотканой попоне, позволил двигаться за собой трем гигантским сооружениям на колесах, представлявшим золотой век, римский цирк, где сам он управлял колесницей, и город-корабль, а также эшевенам[36] на лошадях и огромной блестящей свите, состоявшей из принцев, знатных сеньоров, представителей парламента, и медленно-медленно проследовал от ворот Сен-Жак до собора Парижской Богоматери, а оттуда – до Лувра, по забитым народом улицам. Он проехал под десятью воздвигнутыми в честь великого события триумфальными арками, не обращая внимания на оглушительный шум, в котором слились музыка, артиллерийские залпы и восторженные крики толпы.
И больше никогда в жизни Людовик XIII не баловал Двор процессиями такого рода и значения. «Антре» 1628 г. можно рассматривать как высочайшую вершину среди торжеств периода его царствования. Обычно король довольствовался празднествами куда менее публичными, где показывался в узком кругу: на приемах послов, празднованиях закладки первого камня или открытия источников, акведуков, мостов, фонтанов, церквей, коллежей или на церемониях, проходивших ежегодно: на Празднике поклонения волхвов, в процессиях по случаю праздника Тела Господня, на торжествах посвящения в кавалеры Ордена Святого Духа. Время от времени он приказывал устроить фейерверки в Фонтенбло или допускал королеву, ее придворных дам и кавалеров, входивших в «кружок», к участию в организованной с большой помпой охоте с ловчими птицами или с собаками в лесах и на равнинах Иль-де-Франс.
Но его почти совсем не интересовали