Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке

Конечно, ни административные, ни уголовные наказания не исчерпывали всех нюансов повседневной жизни дипломатов. За их рамками скрывалось широкое поле морально-этических проступков, остававшихся без всяких последствий. Не случайно, что в 1913 году по инициативе С. Д. Сазонова в Министерстве иностранных дел по аналогии с армией был создан «суд чести», призванный разбирать проступки чиновников, «несовместные с понятиями о чести, служебном достоинстве, нравственности и благородстве». «Традиционный дворянский кодекс чести, — пишет А. Кузнецов, — уже не вполне удовлетворял интересам… ведомства как корпоративного института. В новых условиях оно нуждалось в дополнительных механизмах морального самоочищения». Дело понятное: среди дипломатов теперь были не только дворяне, но и представители купеческого, мещанского и даже крестьянского сословий.

Выборы членов «суда чести» были намечены на 13 апреля 1913 года — сразу после Пасхи. Правом участия в выборах наделили всех штатных чинов Министерства иностранных дел и нештатных сотрудников, имевших ранг не ниже коллежского советника. Кандидатами в судьи было выдвинуто 63 человека из всех подразделений министерства — в основном солидные и уважаемые чиновники рангом не ниже VI класса. В состав суда избирались 9 членов и 9 кандидатов, выборы в него проводились под контролем товарища министра или старшего советника. Отпечатанный на гектографе бюллетень содержал 18 пустых строчек, в которые следовало вписать 18 фамилий кандидатов с указанием их имён и отчеств. В пояснениях к бюллетеню говорилось, что первыми нужно вписать фамилии членов, а потом уже кандидатов в члены суда, и что бюллетени должны сдаваться без подписи в запечатанных конвертах.

В первый состав «суда чести» вошли самые авторитетные и уважаемые дипломаты: И. А. Зиновьев, А. И. Нелидов, Б. Э. Нольде и др. К сожалению, суд так и не заработал в полную силу: скоро началась война, и дипломатам стало не до этого. В архиве сохранилось одно дело, рассмотренное в июне 1913 года, которое касалось титулярного советника и секретаря консульства в Кашгаре Э. Л. Беренса, распространявшего клеветнические сведения о своём начальнике консуле Соколове. Суд, как пишет Кузнецов, запутался в анонимных обвинениях и дело кажется, так и не довёл до конца.

Очень интересным показался нам следующий документ.

В феврале 1890 года в Департамент личного состава и хозяйственных дел от новгородского губернатора поступило письмо, в котором губернатор сообщил о том что бывший консул и действительный статский советник Н. Г. Иванов тяжело заболел, брошен своими домашними и находится «в совершенном одиночестве и при ненадёжной прислуге». Губернатор просит дать знать об этом жене и детям Иванова. По всей видимости, департамент принял близко к сердцу судьбу своего пенсионера и попенял семье Иванова за упущение, потому что сразу после переписки с губернатором в архивном деле подшита записка супруги консула, в которой она лаконично сообщает, что «сын Георгий выехал к отцу в Новгород». Признаться, такое живое участие министерства в судьбе своего бывшего сотрудника было для автора довольно неожиданным.

Глава двенадцатая. Финансы поют романсы

… Душевного почтения достоин только тот, кто в чинах не по деньгам, а в знати не по чинам.

Д. И. Фонвизин

Много ли платили государевым дипломатам? Перед нами лежит прошение консула в Рущуке статского советника Николая Налётова, дипломата с 30-летним стажем, на имя министра иностранных дел графа Михаила Николаевича Муравьёва от 10 марта 1897 года, в котором он позволил «себе дерзость великую прямо обратиться к состраданию Вашего Сиятельства и почтительнейше умолять высокаго и влиятельнейшаго Вашего ходатайства о принятии моих детей на казенный счёт в учебные заведения». Он всю жизнь провёл за границей, является отцом восьмерых детей, из которых старшей дочери 15, а младшей — всего 3 года, с трудом сводит концы с концами и может позволить себе нанять лишь одну гувернантку, но дать образование детям за границей они с женой не в состоянии. При этом он от министерства уже получает пособие в размере 200 рублей в год на двух старших дочерей и с ужасом ожидает приближение старости.

На ходатайстве консула простым карандашом в столбик перечислены его дети, а рядом чья-то резолюция синим карандашом: «Максимум 300 рублей на старших дочерей». В ответном письме Департамент личного состава и хозяйственных дел сообщил Налётову: «Что касается остальных детей Ваших, то Министерство не имеет возможности принять на свой счёт их воспитание».