Консулу, оказавшемуся на «бойком» месте, из-за огромного объёма работы иногда невозможно было отлучиться в отпуск. Когда надворный советник и вице-консул в Мешхеде Мусников в октябре 1896 года ушёл в отпуск, то вместо него посланник в Тегеране Е. Бюцов был вынужден срочно посылать стажёра миссии Константина Иванова. Но вот беда, докладывал посланник в Центр: «Страдая упорной болезнью глаз, Г. Иванов обратился ко мне с просьбой разрешить ему уклониться на 10 дней от пути следования своего в Мешхед через Баку», чтобы проконсультироваться там у окулиста. Естественно, отпуск Мусникову пришлось на неопределённое время отложить.
Опытный консульский работник, оставивший после себя фундаментальный труд по консульскому праву и практике, барон А. А. Гейкинг считал: «Доступность консула должна, между прочим, выражаться также подходящим адресом… Квартира консула должна помещаться не дальше, чем на расстоянии пяти вёрст от его канцелярии. Произвольное частое отсутствие консула также недопустимо. Всё равно — бывает ли он в официальном отпуску или гуляет по собственному почину на каком-нибудь пляже, или в горах, или в Париже, — служба его от этого неизбежно страдает…» [109]
Ко всему прочему, оклады у консульских работников были намного ниже, чем у дипломатов, карьерный рост ограниченный (не выше генконсула, что соответствовало рангу советника), а ответственности куда больше. Уделом какого-нибудь вице-консула было просидеть с десяток лет в каком-нибудь портовом городишке типа Малаги или Вальпараисо и уйти на пенсию в ранге чиновника не выше IV–V класса. Не удивительно, что дипломаты всячески избегали назначения на консульские должности, и это приводило к появлению в системе Министерства иностранных дел обособленной от «белокостных дипломатов» обиженной консульской касты.
Показательным примером бытующего уже в начале XIX века мнения о престиже консульской службы является попытка Н. И. Тургенева стать генеральным консулом России в Лондоне. Ему надоела душная обстановка Министерства финансов, и он хотел уехать на какое-то время из России. В качестве предлога для этого он использовал только что освободившееся в Лондоне место генконсула. Ходатайство его рассматривалось на самом высоком уровне, и что же? Александр I отказал Тургеневу в его ходатайстве, мотивировав своё решение тем, что должность генконсула была для Николая Ивановича малопрестижна и плохо оплачиваема.
Приведём пример того, как в идеале фукционировала консульская служба в начале XIX века. В ноябре 1824 года в норвежский портовый городок Арендаль зашёл шлюп «Смирный», направлявшийся в русскую колонию в Калифорнии. Заход был вынужденный, судно изрядно потрепал жестокий шторм в Северном море, и прежде чем продолжить дальнейшее плавание, требовалось произвести на нём кое-какие ремонтные работы. Командир шлюпа капитан-лейтенант Павел Афанасьевич Дохтуров немедленно доложил о прибытии почётному российскому генеральному консулу в Кристиансанде надворному советнику Кристьяну Стивену, а тот составил свой подробный доклад и отправил его с курьером в Петербург на имя самого К В. Нессельроде. Дело было государственной важности — недаром накануне Коллегия иностранных дел России проинструктировала всех своих консульских работников о том, чтобы они оказывали «Смирному» всяческое содействие. На деньги консульства (и, по всей видимости, на средства самого генконсула, богатого человека, державшего торговлю) был закуплен необходимый провиант, и начаты необходимые ремонтные работы на шлюпе. Через месяц пришёл ответ, подписанный Карлом Васильевичем, в котором говорилось о том, что КИД уведомила о происшествии военно-морской штаб. Так, в общем-то, при отсутствии современных средств связи, оперативно решались тогда вопросы взаимодействия между консульскими и морскими властями России.
Но за этими скупыми словами стояла огромная работа. Капитан-лейтенанту П. А. Дохтурову нужно было связаться с консулом и внятно и подробно изложить суть происшедшего. Господину К. Стивену надлежало лично осмотреть потрёпанный бурей шлюп, во всём подробно разобраться и составить объективный отчёт, а также оказать экипажу судна финансовую помощь — пока из собственных средств. Чиновникам Коллегии иностранных дел, к которым поступил доклад Стивена, тоже было необходимо оценить сообщение почётного консула, разобраться в происшествии и только потом уже составить соответствующий документ Нессельроде. В этой цепочке событий мог произойти любой сбой, и тогда дело «Смирного» затянулось бы на месяцы, а то и годы.