С приобретением Россией в аренду Порт-Артура и города Даляньвань (Дальний) на Ляодунском полуострове забот у миссии заметно прибавилось. Наша военщина, возглавляемая «безобразовской кликой» [91], вообразила себя настоящими колониальными завоевателями и обращалась с китайцами вопреки и духу, и букве заключённых с китайским правительством договоров. Соловьёв описывает один «забавный» случай, когда командующий русской эскадрой в Порт-Артуре адмирал Дубасов решил «отличиться» и взять штурмом соседний китайский городок, из которого якобы по русским были произведены выстрелы. Разбирать инцидент на Ляодунский полуостров был послан Соловьёв. Он узнал, что в городке располагались так называемые знаменные полки китайской армии, по своему вооружению мало чем отличавшиеся от русских стрельцов XVII века и набиравшиеся из мирного населения, занимавшегося торговлей и ремёслами. Естественно, никакой военной угрозы это горе-войско ни для кого не представляло. Всё объяснялось просто: у Дубасова в комплекте наград не было ордена Святого Георгия 4-й степени, который присваивался морским командирам за взятие сухопутных крепостей, поэтому он решил штурмовать упомянутый город. Конечно, Соловьёв выяснил обстановке и предотвратил выросший на ровном месте конфликт России с Китаем.
Между тем накануне боксёрского восстания ненависть китайцев к проживавшим среди них иностранцам возросла. Во время одной пешей прогулки по улицам Пекина на Соловьёва и его спутников напала толпа и забросала их камнями. В провинции участились случаи убийства миссионеров. Поведение иностранцев, особенно англичан, немцев и американцев в Китае, в некоторых случаях было настолько вызывающим и бесцеремонным, что взрывы негодования со стороны китайцев были просто оправданы. Русская терпимость и уважение местных обычаев в целом сдерживали китайские эмоции, что вызывало раздражение английских дипломатов. Как-то посланник Великобритании Клод Макдональд пошутил, что для китайцев все европейцы кажутся на одно лицо и что они не отличат Австрию от Голландии.
— Да, но Россию от Англии китайцы прекрасно отличают, — заметил кто-то из его подчинённых.
С расширением сферы действий русских дельцов, военных и дипломатов в Маньчжурии и вообще в Китае в дополнение к военному агенту Вогаку из Петербурга был направлен ещё один военный агент — негласный. Это был полковник Десино с резиденцией в Чифу. Десино очень тяготился своим гражданским прикрытием и званием и любил, чтобы его называли полковником. Помощником при нём состоял поручик, которого военная разведка русского Генштаба не дала себе труда вообще как-то замаскировать и отправила открыто как офицера. Нечего говорить, пишет Соловьёв, что между Вогаком и Десино начались трения, и дипломатам приходилось то и дело вмешиваться в конфликт между ними. Дело дошло до дуэли между помощниками обоих полковников.
Вслед за Десино в Пекин прибыл «настоящий полковник» гвардейского гусарского полка Воронов с двумя бравыми гусарскими офицерами. Они были прикомандированы в качестве инструкторов в один из китайских армейских корпусов, чтобы преобразовать его на европейский лад. Из этой затеи, пишет Соловьёв, ничего не вышло, но Воронов сильно не огорчался и нашёл утеху в выгодном браке с дочерью богатого тяньцзиньского купца А. Д. Старцева [92].
Кроме военных, среди людей, «покушавшихся на Китай с негодными средствами», был и известный бурят Жамсаран, он же П. А. Бадмаев, авантюрист, выдававший себя за специалиста по тибетской медицине, пользовавшийся в дворцовых кругах большой популярностью и ставший автором многочисленных проектов по проникновению в Китай и Монголию. Он прибыл в Китай с большой помпой и таинственными полномочиями, окружённый стражей, состоявшей из одних монголов, облачённых в красные кафтаны. Бадмаев вещал об известных ему кладах и сокровищах китайских императоров, зарытых якобы под стенами Пекина, но больше внимания уделял реальным проектам типа установления постоянного сообщения между Кяхтой и Пекином с помощью русских почтовых троек. Он исчез из Пекина так же внезапно, как и появился.
Самым сановным и важным «знатоком» Китая был, конечно, князь Э. Э. Ухтомский, редактор «Санкт-Петербургских новостей» и член правления Русско-Китайского банка, сопровождавший в своё время Николая И в поездке в Японию. Он появился в Китае летом 1897 года с ответным визитом к Ли Хун-чжану