Из воспоминаний бывшего узника Соловецкой Тюрьмы Особого Назначения Иллариона Сергеевича Поздяева: «Полузадохнувшиеся в тюремных казематах, без нормального кислорода, провонявшие насквозь парашными выделениями и потом, мы были обессилены и походили на живые мумии. От свежего воздуха кружилась голова, подкашивались ноги...
С июня приступили к работе. Строительные объекты тюрем в обиходе назывались площадками. Вначале тюремное начальство направило нас на площадку, где разбирались старая церковь (речь идет об Онуфриев-кой кладбищенской церкви. —
Потом нас стали выводить на площадку бывшего кирпичного завода, затем новой тюрьмы, где проводили уборочные работы и строили дороги, ремонтировали мосты, разбирали ненужные строения. Работал я и на площадке бывшего йодового завода... Там также копали котлованы, траншеи и занимались планировочными работами. Плинтовали и убирали камни на площадке строительства аэродрома. Построили дамбу из булыжника, отвоевав у моря огромное пространство для аэродрома: для обычных самолетов и гидросамолетов».
Сокращение числа заключенных при сохранении, если не увеличении, численности надзорсостава привело к ужесточению режима, окончательно унифицировав повседневную жизнь в СТОНе. Отдаленные лагерные командировки на Большом Соловецком и Анзерском островах, а также на Муксалме были ликвидированы. Заключенные отныне содержались в периметре кремля. Было проведено кардинальное перепрофилирование их мест содержания.
Бывший узник Соловецкой Тюрьмы Особого Назначения Б. Л. Оликер так описал место своего содержания: «Замки на дверях проверялись ежечасно... В камере, бывшей келье, стояло шесть коек. Между ними был промежуток двадцать пять — тридцать сантиметров. Это была та “площадка”, по которой заключенный мог ходить... Каждое карцерное отделение имело “предбанник”, где находился надзиратель, и две карцерные камеры... Карцер имел вид лежащей бетонной трубы диаметром примерно сто восемьдесят сантиметров и длиной около пяти метров, в середине вделан в бетон железный стул — стоящая торчком двутавровая балка, с приваренной сверху железной пластинкой размером с дамский носовой платок На стене сбоку была прикреплена узкая доска на шарнирах, опускаемая с двенадцати ночи до шести часов утра — время, отведенное для лежания. Остальное время можно стоять, ходить или сидеть на железном стуле. Окна в карцере не было, а лампа над дверью светила круглые сутки. Парашу же я должен был наполнять пять суток без выноса. Помещение не отапливалось...»
Рост числа заключенных на острове и концентрация их в кремле требовали освоения новых площадей. Так, по воспоминаниям Д. С. Лихачева, «при СЛОНе помещение Никольской башни использовалось как склад и считалось непригодным для обитания. С образованием тюрьмы там устроили огромную камеру без уборной, без настоящего отопления».
Введенный в 1939 году в эксплуатацию тюремный корпус на Кирпзаводе (архитекторы — братья Минихи, главный инженер — Гусев) так и не был использован по назначению.
Неожиданно осенью 1939 года из Москвы за подписью народного комиссара внутренних дел Союза ССР,
комиссара государственной безопасности 1-го ранга Л. П. Берии пришел приказ «О закрытии тюрьмы на острове Соловки».
В нем, в частности, говорилось:
«Соловецкую тюрьму закрыть.
Заключенных тюрьмы перевести во Владимирскую и Орловскую тюрьмы.
Лагерный контингент тюрьмы передать в распоряжение ГУЛАГа НКВД СССР.
Все материальные ценности, здания и сооружения, электростанцию, подсобное хозяйство, незавершенное строительство, самолеты, пароходы, радиостанции, баржи и т. д. передать Наркомату Военно-Морского флота.
Этапирование всех заключенных, перемещение личного состава тюрьмы и вывоз материальных ценностей закончить 15 декабря 1939 года».
Ликвидация тюрьмы во исполнение установленного срока проходила лихорадочно и сопровождалась, что и понятно, репрессиями внутри самого «ведомства». Возвращать на материк руководящий состав СТОНа было не только нерентабельно, но и опасно. Никаких гарантий того, что данные надзорсоставом подписки о неразглашении будут соблюдены, разумеется, не было. Тем более что правда о спецтюрьме НКВД медленно, но верно все-таки просачивалась на материк и уходила за границу.
Особенно эта информация была нежелательной на фоне событий, которые имели место в Германии после прихода здесь в 1933 году к власти нацистов.
Из «обязательства» старшего надзирателя Соловецкой тюрьмы НКВД СССР В. А. Перекрестенко: