Повседневная жизнь российских жандармов

Агентурная работа дилетантами от сыска, естественно, велась на таком же низком, вполне самодеятельном уровне. Графиня Клейнмихель в своих мемуарах приводит несколько курьезных примеров того, над чем потешался весь Петербург: «Любимцем яхт-клуба и высшего света был князь Г. Он тоже принадлежал к „Священной лиге“, где вздумал испробовать свои полицейские способности. Внимание „Священной лиги“ было кем-то обращено на один загородный извозчичий трактир, где, по-видимому, проходили встречи нигилистов. Давшие ему поручение исследовать это дело ожидали, конечно, что он оденет подобающий случаю костюм… но он не решился снять свою блестящую флигель-адъютантскую форму, в орденах и аксельбантах, занял место у стола в трактире… Никаких подозрительных разговоров он не услыхал». Или: «Слуге обер-гофмаршала двора Альфреда фон Гроте обещали определенную сумму ежемесячно, если бы он подслушивал и давал сведения о всех разговорах, ведущихся у Гроте». Или: «Наблюдать за графом Адлербергом было поручено одному фонарщику, и граф… говорил об этом повсюду и вследствие этого впал в немилость».

Какое отношение могли иметь к революционерам и нигилистам эти почтенные придворные, также как и царский лейб-медик С. П. Боткин, которого «дружинники» тоже подозревали в крамоле, было ясно всему светскому Петербургу, за исключением руководителей «Священной дружины».

В книге Д. О. Заславского «Взволнованные лоботрясы» (М.,1931) приводится пример того, какого уровня информация поставлялась агентами дружины. Так, один такой агент сообщил в Департамент полиции, что вожаками нигилистов в Женеве являются «Софья Бырдина» и «Ебединям», чем доставил профессионалам сыска несколько приятных минут искреннего веселья, поскольку С. И. Бардина и М. К. Элпадин им были прекрасно известны.

По нашему мнению, в положительный баланс «Священной дружины» можно зачислить — да и то с большой натяжкой — лишь два направления ее работы, связанные с проведением так называемых «активных мероприятий». Она наладила выход в Женеве газеты «Правда» ультратеррористического направления и конституционно-украинофильской газеты «Вольное слово», а в Москве — либерального «Московского телеграфа». Каждому из этих печатных изданий было четко определено соответствующее политическое направление. Так, «Вольное слово» должно было критиковать народовольческую программу с «умеренно-либеральных» позиций, а «Правда», наоборот, упрямо доводить ее до сверхрадикальных ультратеррористических нелепостей, чтобы вносить семена раскола и раздора в эмигрантскую революционную среду.

Успех этого мероприятия определялся тем, что к его выполнению «дружинниками» за приличную плату были привлечены агенты из числа журналистов-профессионалов: редактором «Вольного слова» был Мальчинский, а «Правды» — И. Климов. Последняя газета выходила с 8 августа 1882 года по 13 февраля 1883 года, всего вышло 20 номеров.

Другое направление вызывалось острой необходимостью локализации возможных террористических актов со стороны групп — осколков «Народной воли» в канун намечаемой коронации Александра III. В тот период времени профессионалы из Департамента полиции еще не располагали достоверной информацией о реальной силе остававшихся на свободе членов «Народной воли» и невольно перестраховывались, завышая их террористический потенциал. С учетом этого имело прямой смысл прозондировать возможные условия, на которых «Народная воля» могла бы прекратить террор, вступив в переговоры с ее представителями за границей.

За это дело взялись агенты «Священной дружины» доктор Нивинский, Н. Я. Николадзе и К. А. Бороздин, которые во второй половине 1882 года вступили в Париже в переговоры с членами Исполкома «Народной воли» Л. А. Тихомировым, П. Л. Лавровым и др. У инициаторов этого мероприятия хватило фантазии и смелости на то, чтобы они принимали участие в этих переговорах от имени якобы возникшей в России легендированной организации конституционалистов, названной «Земской лигой». При этом «Вольное слово» выдавалось за ее печатный орган за границей [197].

Переговоры шли ни шатко ни валко, на них обсуждался, в частности, вопрос об освобождении Н. Г. Чернышевского, но в декабре 1882 года они по инициативе Петербурга были прерваны, потому что в Департаменте полиции к этому времени получили достоверную информацию о практической недееспособности и бессилии «Народной воли» и ее руководителей. А когда делегаты «Священной дружины» в декабре 1882 года вернулись в Петербург, они застали свою организацию уже распущенной.