Скорее всего, в доме Петра Абрамовича Пушкин познакомился еще с одним своим родственником, двоюродным дядей Павлом Исааковичем Ганнибалом[14]. А может быть, тот заехал к Пушкиным погостить во время их краткого приезда в Михайловское. Блестящий подполковник, участник войны 1812 года, отличавшийся исключительной храбростью, недавно вышедший в отставку, в 1817 году он был еще молод (32 года) и любил разгуляться. Думается, что юный родственник вполне мог и желал составить ему компанию. О знакомстве и взаимоотношениях между родственниками оставил любопытный (хотя и очевидно беллетризованный) мемуар родной племянник Пушкина Л. Н. Павлищев, который писал свою семейную хронику, опираясь во многом на воспоминания матери, Ольги Сергеевны: «Соседями Пушкиных, во время пребывания их в Михайловском, оказались родственники их Ганнибалы, хлебосольство которых, радушие, доброта и порою навязчивое гостеприимство вошли у прочих соседей в пословицу: „Это что за ганнибальщина?“ — говаривал зачастую соседний с Ганнибалами помещик другому же помещику, к которому приезжал погостить, если этот последний не отпускал его, приказывая отпрячь лошадей, пряча его саквояжи и проделывая тому подобные штуки <…>. Они были олицетворение пылкой африканской и широкой русской натуры, бесшабашные кутилы, но люди такого редкого, честного, чистого сердца, которые, чтобы выручить друзей из беды, помочь нуждающимся, не жалели ничего и рады были лезть в петлю.
И Петр, и Павел Исааковичи были людьми веселыми, в особенности Павел, придумывавший для гостей всевозможные забавы, лишь бы им не было скучно в деревенской глуши. Веселость его выразилась, между прочим, как рассказывала мне мать, в следующем экспромте, который он пропел во главе импровизованного хора бесчисленных деревенских своих родственников, когда, вооруженный бутылкой шампанского, он постучал утром в дверь комнаты, предоставленной приехавшему к нему племяннику Александру Сергеевичу, желая поздравить дядю с именинами:
Александр Сергеевич, только что выпущенный тогда из лицея, очень его полюбил, что, однако, не помешало ему вызвать Ганнибала на дуэль за то, что Павел Исаакович в одной из фигур котильона отбил у него девицу Лошакову, в которую, несмотря на ее дурноту и вставные зубы, Александр Сергеевич по уши влюбился. Ссора племянника с дядей кончилась минут через десять мировой и… новыми увеселениями да пляской, причем Павел Исаакович за ужином возгласил, под влиянием Вакха:
Дядя тут же, при публике, бросился ему в объятия»[15].
Мемуары Л. Н. Павлищева биограф Пушкина В. В. Вересаев назвал «чудовищно недобросовестными». Возможно, и в этом эпизоде содержится путаница: племянник спутал двух дядей поэта — вместо Павла Исааковича в первоначальном варианте воспоминаний фигурировал его младший брат Семен[16]. Но для нас это не столь существенно — важнее атмосфера семейных отношений потомков Абрама Ганнибала. «С. И. Ганнибал, — пишет Т. Ю. Мальцева, — отличался такой же веселостью и хлебосольством, как его братья Павел и Петр. Очевидно, когда они летом приезжали в Псковскую губернию, к ним присоединялся их младший брат Семен, и эта троица была неразлучной и стала олицетворением знаменитой „ганнибальщины“. Не случайно Л. Н. Павлищев даже путает Семена и Павла Исааковича между собой в своих воспоминаниях»[17]. Самый эпизод вызова на дуэль и бурного примирения, очевидно, все же имел место в истории семьи и кажется весьма характерным для этих наследников африканской крови.
Дорога, ведущая из Михайловского в Петровское, куда ездил Пушкин навещать своих родственников, завершалась длинной березовой аллеей. Когда-то эти два имения составляли единое владение Абрама (Ибрагима) Петровича Ганнибала, и березы были высажены специально среди сплошных сосен, чтобы выделить подъезд к дому. Большое имение с 37 деревнями и 569 душами крепостных прадеду поэта было пожаловано «в вечное пользование» императрицей Елизаветой Петровной в 1742 году в память тех заслуг, которые оказал генерал-майор А. П. Ганнибал ее царственным родителям. Разделено имение было после смерти легендарного арапа между его сыновьями. Петровское досталось Петру Абрамовичу, а Михайловское — Иосифу (Осипу) Абрамовичу, потом перейдя в наследство его единственной законной наследнице — дочери Надежде Осиповне, матери поэта.