«На 14-й линии Васильевского острова в третьем этаже дома № 49 проживала вдова [отставного губернского секретаря Наталья Ивановна{356}] Жак с шестью детьми, из которых три были дочери: Анна, Елена, Варвара и три сына.
Старшая дочь Анна служила в конторе газеты “Свет”, средняя 15-ти лет Елена помогала матери по хозяйству, а младшая, Варвара, 13-ти лет, ещё училась.
18 октября 1896 года в 11 часу утра к старшему сыну Жак [Владимиру]{357}задумал зайти его товарищ, некто С. Вяльмосов[168]. К его удивлению, у этих аккуратных людей (они жили без прислуги) дверь оказалась открытой. Войдя в прихожую, он услышал странные звуки из гостиной. Ничего не подозревая, он разделся, вошёл в комнаты и тотчас с криком ужаса выбежал на лестницу, на двор, крича об убийстве. На полу гостиной между печкой и окном он увидел в луже крови с лицом, прикрытым газетой, девушку Елену Жак. Это убийство тотчас взволновало всё население 14-й линии. Двор запрудила толпа.
Когда вернулась мать, а она, оказывается, уходила за провизией, она застала дочь уже мёртвой с разбитой головой.
Приехавшие власти и чины полиции нашли у бедной Елены проломленным висок и около шести ран на голове.
При дальнейшем осмотре оказалось, что из комода Жак похищены восемь билетов внутреннего займа и деньги, всего 3500 рублей, а далее на рояле увидели забытую шляпу-котелок и в передней калоши с буквами А.П.
Эти вещи тотчас признали принадлежащими Александру Попову, который ночевал у Жак и которого несчастная мать оставила наедине с дочерью, уходя за провизией. Он [Александр Исаакович Попов, 33 лет{358}] был беден, Жак при нём доставала деньги из комода и дала ему рубль как бы на извозчика.
Очевидно, убийца он.
Александр Попов, чином губернский секретарь, служил раньше на электротехническом заводе инженера Смирнова, а потом стал заниматься от себя установкою электрического освещения и в 1892 году, между прочим, устраивая освещение в конторе типографии газеты “Свет”, познакомился с Анной Жак. В 1895 году он с нею сошёлся и с 1896 года был введён ею в семью и стал у них “своим” человеком[169].
Сомнений не оставалось, что убийца именно он, и за ним тотчас направили агентов, но Попов скрылся.
Задачей полиции явилось найти его и передать в руки правосудия.
И полиция горячо взялась за это дело. Главным деятелем здесь явился чиновник Викторов (потом фигурирующий на суде). Прежде всего он обратил внимание, что Попов был без шляпы, и поэтому тотчас стали деятельно наводить справки о человеке, шедшем по улице без шляпы[170]и покупавшем шляпу за неимением таковой. В тот же день нашёлся извозчик, который вёз с Васильевского острова господина без шляпы, с головой, прикрытой капюшоном непромокаемой накидки.
Извозчика допросили. Он отвёз барина на угол Садовой и Гороховой, где барин сошел и прошёл в меняльную лавку. Это оказалась лавка Балина. Допросили его. Был, действительно, господин без шляпы, сказал, что на Неве ветром сорвало, и разменял три билета внутреннего займа. Идя по Садовой, нашли лавку, где Попов купил себе шляпу, и… след исчез.
У Анны Жак нашли его портрет. Это господин лет 35 с интеллигентным лицом, в очках. У него задумчивый взгляд, острая рыженькая бородка, тонкий нос, и только оттопыренные, тонкие, как у летучей мыши, уши намекают на преступность натуры. Его портрет с приметами был тотчас разослан по всем центровым городам и на все узловые станции. На вокзалах был учреждён строгий досмотр, а Попов всё не объявлялся.
В числе прочих мер был установлен надзор и за Анной Жак, так как известна была его любовь к ней. И эта мера сослужила службу. Спустя неделю Анна Жак получила от Попова письмо с 20-ю рублями. В нём он звал её в Москву, обещаясь встретить её на одной из станций по пути, писал, что скрывается, так как знает, что его подозревают, но он невинен.
Это письмо получила сестра убитой и на другой день поехала. Вместе с ней ехали и агенты, присутствие которых она не подозревала. На станции Осташково Попов подошёл к ней и был тотчас схвачен. При нём оказались револьвер, нож и ключ от номера гостиницы в Твери, где нашли почти все деньги. Он отказывался от преступления, но на его одежде нашли кровяные пятна; деньги служили немалой уликой, и на суде с присяжными 8 марта 1897 года его присудили к 18 годам каторжных работ»{359}.
