Повседневная жизнь Кремля при президентах

Не случайно это снова были не Москва и не Вашингтон. Дело было даже не в позиции сторон: если ехать друг к другу, пересекать океан, нужно было что-то подписывать. Отношения, как я уже говорил, были в подвешенном состоянии, и необходимо было провести множество рабочих встреч, прежде чем выйти на самый высокий уровень. В предыдущий раз обе стороны воспользовались тем, что у Рейгана был уже запланирован визит в Женеву. Рейкьявик они выбрали в телефонном разговоре. Рейган предложил встретиться еще раз на нейтральной территории с условием, чтобы обоим было одинаково лететь. Посмотрели по карте и остановились на Рейкьявике. Им четыре часа лететь из Вашингтона — и нам столько же из Москвы. Но американцы в средствах не стеснены. Едва разговор состоялся, мы еще даже не объявили о наших договоренностях, а они уже были в Рейкьявике. У них там громадное посольство. А Рейкьявик — городок сравнительно небольшой. И все номера в гостиницах моментально оказались забронированы нашими партнерами. Что было делать? У нас команда была многочисленная: мы должны были уже выходить на подписание кое-каких документов. И тогда мы решили пойти туда на кораблях и всю основную часть нашей делегации разместить на них. Я вылетел туда самолетом, из Эстонии вышел комфортабельный «Георг Отс», из Ленинграда — «Балтия», довольно старый корабль. Они пошли прямым ходом на Рейкьявик и через шесть суток были на месте.

Мы брали с собой водолазов, которые нас страховали, потому что невдалеке был замечен какой-то луч и кто-то все время крутился у наших кораблей. Мы всегда так бодались с американцами, никуда от этого не денешься. Но нужно отдать должное и нашей дружной команде, и нашим военным специалистам. Сколько бы армию ни критиковали, она у нас, слава богу, есть. Тогда они действовали очень успешно и надежно обеспечили нашу защиту, в том числе информационную.

Когда началась встреча, оказалось, что позиция американцев смягчилась и мы вот-вот должны были выйти на подписание итоговых документов, но в последний момент все внезапно сорвалось.

На переговорах важно сразу установить, на чем будут акцентировать свое внимание стороны: на общих интересах или на разногласиях. Туг возникло непонимание. Рейган уперся, мы тоже. Но шансы еще сохранялись.

Мы с Раисой Максимовной в это время поехали в дальнюю часть страны посмотреть, как там живут простые люди. И вдруг нам дают сигнал: встреча заканчивается, возвращайтесь. Раиса Максимовна ехала на нашем ЗИЛе, я за ней на «мерседесе». Шофер у меня был исландец. ЗИЛ летел, как птица, выдавая километров 160 по грунтовой дороге, и «мерс» еле за ним поспевал, шофер мой был весь в поту. Приехали мы очень скоро, и еще три часа ожидали окончания встречи, которая, как я уже говорил, закончилась ничем.

И только в ноябре 1987 года мы вышли на официальный визит, хотя разногласия все равно оставались. В свое время мы подписали Хельсинкский акт по правам человека и не все пункты выполняли. Когда речь шла о Сахарове, Буковском, мы о том акте и не вспоминали. Это давало американцам лишний повод для предъявления претензий. Какие-то вопросы мог бы снять сам генсек. Горбачев поговорил с академиком Сахаровым, когда тот был еще в Горьком. Это была его личная инициатива. Брежневу, конечно, такое бы в голову не пришло: в его эпоху генеральный секретарь не всегда мог даже высказаться публично, потому что в случае чего его могли спровадить на пенсию, как Хрущева, одним махом. Может быть, поэтому Брежнев в свое время занял удобную позицию, намеренно не обострял отношений ни с кем из членов Политбюро.

Теперь принято обвинять Горбачева и Ельцина в том, что они якобы слишком во многом уступили американцам по части разоружения. У нас была своя военная доктрина, в соответствии с которой и делались уступки, а меру возможного определяли военные: время от времени старую технику необходимо заменять более современной, боеспособной. Я на тех переговорах видел одно: наши первые лица отстаивали то, что было общим, заранее оговоренным решением.