Повседневная жизнь королевских мушкетеров

Желая угодить королю, знатные и богатые дамы за большие деньги (три луидора) покупали места у окон домов, выходивших на Гревскую площадь, чтобы насладиться этим зрелищем. Но Людовик XV испытал лишь отвращение. Более того, он назначил пенсию ни в чем не виновным родственникам Дамьена – отцу, жене и дочери, которых изгнали из Франции на пятнадцать лет, отобрав все имущество и запретив возвращаться в страну под страхом смертной казни.

Не менее жестокой казнью было колесование. Приговоренного привязывали к двум доскам, сколоченным в виде креста, палач перебивал ему железным прутом руки, ноги и грудину, потом клал его на обычное тележное колесо, поднятое на столбе. Преступник умирал, глядя в небо, а его переломанные конечности свисали вниз. Этой казни подвергали за отцеубийство, разбой на большой дороге и некоторые иные преступления. Кроме того, отцеубийце перед казнью палач отрубал правую руку. В 1721 году колесованию подвергли знаменитого разбойника Картуша, бывшего вербовщика солдат для королевской армии, который и свою шайку организовал по армейскому образцу.

Картуш начал свою преступную карьеру в игорных притонах: в Париже их было множество, и азартным играм предавались все сословия. В таких заведениях играли в карты, в кости, реже – в кегли; иногда в них практиковали игру наподобие современной рулетки.

В первой половине XVII века бережливый Людовик XIII, считавший азартные игры неразумной и преступной тратой денег, пытался покончить с ними. Игра в кости была под запретом; если чиновники, следившие за исполнением этого положения, застигали кого-либо за запрещенной игрой, ставки изымались в пользу бедных. В Париже закрыли сорок семь игорных домов. В 1629 году король издал ордонанс против игры, содержавший полторы сотни статей. Там, в частности, говорилось следующее:

«Мы запрещаем всем нашим подданным принимать в своих домах собрания игроков, которые называют академиями, а также сдавать или предоставлять свои дома для этой цели. Сим объявляем всех, кто ослушается и станет предаваться сему пагубному занятию, недостойными людьми, неспособными исполнять королевскую службу; предписываем всем нашим судьям навсегда изгонять их из тех городов, где они будут уличены в нарушении настоящего уложения.

Желаем также, чтобы оные дома были отъяты у их владельцев, ежели будет доказано, что оные занятия проходили в них шесть месяцев кряду, если только они сами не донесут на таких жильцов.

Объявляем все долги, сделанные в игре, недействительными, а все обязательства и обещания, сделанные ради игры, какими бы замаскированными они ни были, пустыми и недействительными, не влекущими никаких обязательств, гражданских или природных. Позволяем отцам, матерям, бабкам и дедам и опекунам возвращать себе все суммы, проигранные их детьми или несовершеннолетними, отымая их у тех, кто их выиграл».

Этот ордонанс был подтвержден постановлением парламента, выдержанным в том же духе.

Закон законом, но карточный долг продолжал считаться долгом чести, и гасконские юнцы, облачившиеся в голубые плащи мушкетеров, слали домой письма с просьбой выслать денег «на непредвиденные расходы» или отправлялись на Пре-о-Клер оплачивать свой долг кровью.

Кардинал Ришелье ввел налоги на карты и на игру вообще. Но тут и возникла дилемма: если игра – источник налоговых поступлений, то зачем ее запрещать? К тому же это было практически невозможно. В Париже по-прежнему играли не только в карты и кости, но и в «наперсток» (используя три небольших стаканчика). Ришелье позволял себе «перекинуться в картишки», а его протеже Джулио Мазарини, благосклонно принятый королем и поселившийся в королевском дворце, всегда был счастлив в игре. Однажды ему особенно «шла карта», и придворные сбежались целой толпой, чтобы поглазеть на гору золота, скопившуюся перед ним. Пришла даже Анна Австрийская. Мазарини поставил на кон все – и выиграл. Свой успех он приписал присутствию королевы и в благодарность подарил ей пятьдесят тысяч золотых экю, раздав остальное придворным дамам. Королева сначала отказывалась, но потом приняла подарок. Несколько дней спустя Мазарини выиграл еще большую сумму, чем роздал. С этого дня к нему стал благоволить не только король, но и весь двор, не говоря уже о королеве, которая много позже, овдовев, стала его тайной супругой.

В эпоху Людовика XIV и Людовика XV про запреты на игру вообще никто не вспоминал, поскольку оба монарха подолгу сиживали за столиками с зеленым сукном. Бывший фаворит Короля-Солнце граф де Лозен, выйдя из заточения в Пиньероле и получив разрешение жить в Париже, играл в карты целыми днями, причем очень счастливо, и сильно обогатился. Наскучив столицей Франции, он попросил разрешения у короля отправиться в Англию и продолжал играть уже в Лондоне.

Из спортивных игр дворяне практиковали игру в мяч (прообраз большого тенниса), кегли и бильярд. В каждом более-менее значимом французском городе обязательно имелся зал (а то и несколько залов) для игры в мяч, который в случае необходимости можно было переделать под театр для выступлений заезжей труппы.